Прощание с «Императрицей» - стр. 34
– Никаких. – Алексей Иванович не удержался, потёр лоб. – Ни дурных, ни благоприятных.
– Как так? Он в окружение попал?
– Точнее – пропал в окружении. Вместе с известной частью полка.
– Но сведений о гибели, как я понял, нет. Может быть, он в плену?
Статский советник помрачнел и поджал губы. Но почти без паузы бросил:
– Полагаю, сдача в плен едва ли совместима с его понятиями о чести русского офицера.
Сазонов примирительно поднял ладонь.
– Попасть и сдаться – вещи разные. Могло быть ранение, контузия – мало ли что на войне бывает.
– Да, можно допустить… Но в германских списках пленных офицеров его нет.
– Вот уж позвольте с вами не согласиться, Алексей Иванович, – перебил его министр. – Ни за что не поверю, что там нет ни одного капитана Иванова. А уж имя-отчество могли, даже с немецкой педантичностью, транскрибировать по-своему. Мы вот тоже их Хайнриха Хайне Генрихом Гейне кличем.
Воцарилась долгая пауза. Затем Сазонов сказал:
– Не следует прекращать поиски. Кроме германских сводок есть и другие источники. Вам ли не знать? Нет ничего тягостнее, как становиться на путь отречения и жертв, предвидя их бесполезность. Но в вашем случае надежда не погибла.
«Р-революционерка» варя
Петроград. Литейный. Задворки патронного завода
Наверное, тому виной и Васькин пример: то ввалится с горячечным румянцем на щеках после свидания, закружит в пантомимическом вальсе, то, наоборот, отмахнётся как от мухи, страдальчески грызя ногти.
И капель апрельская в ту же прелюдию звонкими нотами, и хор анафемский за лепниной потолка с чердака…
«Ах, как чудно жить! Какая бы гадость не творилась в головах и на улицах…»
Кстати, об улицах. Варвара брезгливо сморщила носик с веснушками, побледневшими за зиму, оглянулась кругом в поисках и подскакала на одной ноге к коновязному чугунному столбу у ворот проходного двора, оттерла о ребристый столб опойковый носик ботинка, избавляясь от склизкого комка рыбьей требухи.
– Совсем дворники распустились, за ворота уже ни ногой, – проворчала Варенька в унисон прочим горожанам, потерявшим из виду казённых уборщиков (только во дворах и остались вековые династии Михалычей и Федулок).
Впрочем, ничем нельзя было сейчас «перелопать» стаю мыльных радужных пузырей, порхающих в душе её. Даже вот такой «гадостью» из разряда тех, что налипают нынче на мозг едва ли не чаще, чем уличная грязь на обувь: «Последняя выходка Распутина… И гнал вперёд себя голую царицу как публичную девку…»
И картинка-то?!
– Фу, – скривила Варвара Иванова фамильно-пухлые губки, наткнувшись взглядом на афишку, налепленную над столбом посреди прочих бумажных струпьев, уродующих и без того непритязательную стену грязных задворок Литейного.