Пропавший легион. Император для легиона - стр. 102

Одного этого имени было достаточно для того, чтобы Марк превратился в слух. Он не знал, чего ему ожидать, и попытался скрыть свое волнение под маской вежливости. Сотэрик продолжал:

– Она просила сказать, если я сочту нужным, что не считает тебя виноватым в трагедии. Долг нашей семьи перед тем, кто принес ей меч, распространяется и на нее.

– Она очень добра, и я навсегда останусь благодарен ей за это, – сказал Марк от всей души. Если бы Хелвис через несколько дней после гибели мужа возненавидела его, то все было бы чересчур просто.

…На учениях римляне показывали чудеса смелости и выучки: каждый хотел войти в число тех трехсот, которые сойдутся в бою с намдалени. Другого Марк и не ожидал. Отобранные счастливцы были лучшими легионерами Марка. То, что трибун выбрал именно их, доверив им честь легиона, наполняло солдат гордостью. В учебных боях в Имбросе стало ясно, что они были лучшей пехотной частью Империи. Теперь им предстояло доказать это снова – уже в столице.

– Надеюсь, ты не отстранишь меня от этого боя только потому, что я не сражаюсь в строю? – заметно нервничая, спросил Виридовикс, когда они возвращались в свои казармы.

– У меня даже и мысли такой не было, – заверил его трибун. – Если бы я только попытался сделать это, ты бы набросился на меня с мечом, а? Лучше испытай его на намдалени.

– Договорились.

– К чему столько эмоций из-за глупого желания порубить друг друга на куски? – поинтересовался у кельта Горгидас. – Что за удовольствие ты от этого получаешь?

– Язык у тебя подвешен неплохо, мой греческий друг, но думаю, что сердце не слишком-то горячее. Битва – это вино, женщины и золото, вместе взятые. Никогда я не жил более полной жизнью, как в те минуты, когда видел сраженного мною врага у своих ног.

– А если сраженным окажешься ты? – пожал плечами Горгидас. – Ты понял бы куда больше, если бы взглянул на войну глазами врача: грязь, раны, гной, отрубленные руки и ноги. Калеки, которые уже никогда не будут здоровыми. Лица людей, несколько дней умирающих от раны в живот.

– А слава? – крикнул Виридовикс.

– Эти глупости ты скажешь истекающему кровью парню, который только что потерял руку. Лучше не говори мне о славе, я латаю тела, по которым ты к ней идешь.

Врач ушел, и на его лице было написано отвращение.

– Если бы оторвал свой взор от грязи, ты, возможно, увидел бы побольше! – крикнул ему вслед Виридовикс.

– Если бы ты не бросал в грязь раненых, мне никогда не пришлось бы туда смотреть.

– Никакого воинского духа, никакой мужской воли, – печально подытожил Виридовикс, обращаясь к Скавру.