Проиграй мне поцелуй - стр. 27

Я брыкаюсь, потому что Везувий не выпускает сразу мои запястья из хватки. А как я должна двигаться, если он не отпускает?

Вот и правда развернусь сейчас, потому что надоело на мерзавца глядеть.

Не знаю зачем я покорно упираюсь локтями в одеяло. Внутри постоянно зарождается панический смех, и постоянно умирает. Этот отельный номер — в другом мире расположен. И я не уверена, что в этот мир я попала тем же человеком, кем была и в прошлом.

Во мне трепыхаются даже легкие, когда костяшки пальцев вдруг нежно проходятся по моим складкам между ног.

Хваткой на бедрах и по бокам, Везувий заставляет меня раскрыться перед ним, и теперь пальцы терпеливо изучают мои губы и навершие, и даже наспех проскальзывают внутрь.

Я слышу, как сзади Родин отпивает еще вина.

— Ты… — собираюсь с силами, чтобы сказать нечто основательное, но его пальцы грубеют и, казалось, бы двигаются везде, и…

… они проскальзывают внутрь меня и сразу же теряют любой намек на размеренность.

Везувий берет меня пальцами, и дикий ритм распускает лепестки пламени по всему телу.

Ни на мгновение ему не надоедают игры с клитором большим пальцем, и мне остается лишь втягивать воздух всем ртом, когда рука победоносно добивается безудержного и непрерывного хлюпанья от моей плоти.

На локтях я еле удерживаюсь, когда всем телом ошеломленно сжимаюсь от раската экстаза, пронизывающего изнанку кожи и расходящегося спазмами… везде.

Я дышу и дышу, как при болевом шоке, потому что во мне теперь циркулирует кипяток.

Но даже жар в крови не способен оглушить так сильно, как нежность его необъятной ладони, что потом скользит по изгибу позвоночника, будто успокаивая нас обоих.

— Научилась уже, значит, — сипло роняет Везувий слова и так резко разворачивает меня, что я невольно сопротивляюсь.

Он меня, как игрушку, притягивает, и широко разводит мои подрагивающие ноги. Пока он задумчиво поглаживает и рассматривает складки, я просто вынуждена оглядеться, потому что, наверное, действительно пережила самый натуральный шок.

В спальне местами светло, а местами — темно. Картины в массивных рамах кажутся тяжелыми.

— Шире, и держи их, — приказывает он.

И в любом другом случае я бы даже не задумалась выполнять все эти наглые указания, но его безапелляционная решительность ужасает, и вообще его поведение…

… какое-то странное.

Я раскрываюсь больше, кусая губы, и держу себя за ноги, а Везувий в один момент так резко наклоняется, и нападает ртом на все мокрое и набухшее между моих ног.

Он сосет, лижет и прикусывает, не позволяя себе ни выдоха, ни вдоха, а уверенной ладонью терзает мою грудь, заигрывая с сосками.