Проиграй мне поцелуй - стр. 25
А в спальне действительно тепло.
— Залезай на кровать, — рубит Везувий приказ, и еще рукой указывает, куда направляться.
Ну да, а то я не разберусь, где кровать, я же возле нее и стою.
Мой рот открывается, чтобы высказать весь мой восторг по поводу его бесконечных указаний да и еще такого поворота событий, но все заканчивается тем, что я впиваюсь зубами в собственную губу.
Он не смотрит. Не смотрит.
Самое парадоксальное, мои движения впервые в жизни плавные, когда на коленях взбираюсь на шелковистое одеяло. Видимо, достаточно наяву ощутить себя как во сне, чтобы все таким плавным, гладким, томным стало…
Я усаживаюсь на кровати так, чтобы не все между ног было видно. Точнее, чтобы почти ничего не было видно.
Так и тянет сказать, что Везувий еще маленький для подобных сцен, но… вау… у меня оказывается есть внутренний стоп-кран. Родин бы меня в пакете из отеля вынес за такую шуточку.
Но смешно же ведь!
Я как раз поправляю волосы, когда он разворачивается. Пальцы путаются в локонах, приходится дергать, чтобы быстро опустить руки.
Из-под опущенных век Везувий глядит на обнаженную меня самым тяжелым взглядом, что можно и представить.
Ну и ладно! Поднимаю голову, а в носу подозрительно щиплет. Это… все тот намечающийся насморк!
Он устало припадает плечом к стене, с бутылкой в одной руке, а вторая — спрятана в кармане.
— Давай, развлекай меня, Помпон, — его тихий искаженный голос прерывается, будто звуки нуждаются в постоянных паузах.
Что-что-что?
Я могла бы сейчас так по нему проехаться, что он к маме плакаться побежит — да я так могу задвинуть, что даже такой мужик как Родин что-то почувствует, и у меня, кстати, сильные ноги.
… Но его облик огнем впечатывается в голову и оставляет там тень, словно от копоти. Каждая линия его тела напряжена, и все в нем выпуклое и каменное, каждая черта его лица будто прорезалась с новой силой — будто вместо одного лица он хочет выдвинуть вперед другое.
Он делает вид, что цепко осматривает мое тело, но взгляд толком не может сфокусироваться.
И когда он подносит бутылку к устам — это нервное движение, я точно знаю.
Это клятое вино из апелласьон Кот-Роти иссушило мое несчастное горло. Украло мои голосовые связки!
Вместо слов я начинаю дышать почаще, и цепляю пальцами собственные бедра, поглаживая кожу.
Везувий дергает головой, и его взгляд теперь смещается чуть левее.
— Давай, — хрипло и грубо повторяет он. — Ну же.
Я слегка опускаю голову, и так четко я еще ничего не видела в жизни: расстояние от кровати до того места, где Везувий опирается на стену.
Здесь четыре его шага. Шесть моих, наверное.