Притяжение - стр. 41
А затем происходит что-то странное: Вероника отрывает кусок ткани от своей майки, мочит ее в воде и начинает протирать мне лоб. Она делает это настолько заботливо и нежно, что мне хочется оттолкнуть ее, но я не могу. Просто не могу и все тут.
А потом я почему-то вспоминаю мать и свою первую драку во дворе. Меня тогда подловили старшаки и требовали, чтобы я стащил у дядьки из соседнего подъезда магнитолу, которую он хранил в гараже. Дядька много пил, часто бредил, но ходил с охотничьим ружьем, куда засыпал соль. Так он отпугивал подростков или дурачков. Откуда у него взялась эта дорогая магнитола, одному богу известно.
Сами они побаивались провернуть дело, мужик был довольно специфическим, но жажда денег брала вверх. Поэтому проще оказалось выбрать жертву и заставить ее исполнить задуманное. Я отказался по вполне логичным причинам, за что сполна получил. Пришел домой весь в крови, хромал, но довольный собой. Отстоять свои принципы сможет далеко не каждый.
Мать вышла в коридор, ее пошатывало в разные стороны. В одной руке она держала бутылку, другой пыталась уложить грязные волосы. Она выглядела как старая бабка, хотя тогда ей было всего тридцать три. Я посмотрел виновато на нее, а она лишь покачала головой и велела умыться. Вот и вся забота.
– Не стоит, – сказал я Нике, не зная как трактовать ее действия. Я чувствовал себя неловко, странно, нелогично. В моих жилах будто пробуждается лава, она заводит мотор под грудной клеткой и мне становится труднее себя сдерживать. Притяжение… Между нами не иначе есть какое-то притяжение.
– Прекрати! У тебя кровь, дурак! – прошипела она, продолжая протирать мое лицо. А я был, в самом деле, дураком: смотрел на эту девчонку, на ее идеальную шелковистую кожу светло-оливкового цвета, на красивый изгиб губ, на большие глаза, в которых поселилась свобода. Для узника “свобода” – непостижимая вещь. Я был словно орел, прожигающий жизнь в сырой темнице и жаждущий постичь эту самую свободу. Меня к ней манило изнутри.
– Не больно? – тихо спросила Ника. Она осторожно подула мне на рану, будто я двенадцатилетний мальчишка.
– Зачем ты дуешь?
– Чтобы тебе не было больно.
– Какая глупость, – я устало улыбнулся. У меня затекли руки от наручников, хотелось расправить их, прохрустеть костями. Но увы и ах, у похитителей на меня были другие планы. – Хватит. А то я могу привыкнуть.
– Тогда привыкай, – заявила уверенно Вероника, она позволила мне лечь на подушку. Я взглянул на тусклую лампу, та будто доживала последние часы. Свет от нее исходил все более мрачный и холодный, казалось еще немного и лампа окончательно погаснет. Моя жизнь пожалуй напоминала эту лампу, не знаю каким чудом она до сих пор не погасла.