Предательство - стр. 19

– Вот, пожалуйста.

– Что это?

– Мне кажется, что-то хорошее. Посмотри!

Она наблюдала, как он открывает папку. Он всегда мечтал съездить в Исландию. Активный отдых. Который вечно не удавался. Она предпочитала проводить отпуск у моря и всегда сама планировала и покупала туры.

– Я подумала, пусть на этот раз Аксель останется у родителей, а мы в виде исключения поедем вдвоем.

Он посмотрел на нее так, что она испугалась. Никогда и никто не смотрел на нее с таким уничтожающим холодом. Положив папку на стол, он встал и произнес, глядя ей прямо в глаза, чтобы убедиться, что до нее доходит каждое слово:

– На свете нет ничего, абсолютно ничего такого, что я хотел бы делать вместе с тобой.

Каждый слог как пощечина.

– Если бы не Аксель, я бы давно ушел.

Психотерапевт Ивонн Пальмгрен настояла, чтобы так называемый первый разговор состоялся в палате Анны. Юнас не возражал, по крайней мере навязчивые ритуалы там отступают. Слабо представляя, чем этот разговор может быть полезен, он согласился прийти – просто из опасения, что ему не позволят больше тут ночевать, если он откажется с ними сотрудничать.

Она сидела на стуле у окна. Лет пятьдесят – пятьдесят пять. В белом халате, наброшенном поверх красного свитера и серых брюк. На пышной груди – игрушечное ожерелье из крупных ярких пластмассовых бусин, в нагрудном кармане четыре гелевые ручки кричащих неоновых расцветок. Наверное, этими веселыми красками она пытается закрашивать мрак в душах пациентов.

Он сидел на краю кровати Анны, держась за ее здоровую правую руку.

Он физически ощущал на себе взгляд женщины, сидящей у окна. И знал, о чем она думает.

– Как, по-вашему, с чего мы можем начать?

Повернув голову, он посмотрел на нее:

– Понятия не имею.

Он пришел, как договорились, остальное не его дело, пусть сама думает. Разговор нужен не ему, а муниципалитету – чтобы с чистой совестью закончить реабилитацию Анны и без лишних проблем позволить ее мозгу умереть. Но его им никогда не удастся перетащить на свою сторону.

– Вам неприятен этот разговор?

Он вздохнул:

– Да нет, не особенно. Просто я не вполне понимаю, зачем он нужен.

– Может быть, это потому, что вы чувствуете внутренний страх?

Он не мог ответить. Да что она знает о страхе? Уже одно то, что она задала этот вопрос, доказывает, что она не имеет об этом ни малейшего представления. И никогда не ощущала безумного страха потерять все. Утратить контроль над собственными мыслями, над собственной жизнью.

Или жизнью Анны.

– Сколько вы были вместе? Я имею в виду – до несчастья?

– Год.

– Но вы ведь не жили вместе?