PR-дизайн и PR-продвижение - стр. 67
И действительно, существовал стимул труда, намного более действенный, чем оплеуха или даже угроза голодной смерти. Существовали исчезнувшие или на глазах исчезающие ныне вековые традиции, нравы, обычаи, детальнейшим образом предписывавшие каждому человеку, в зависимости от его пола и возраста, что и как он должен делать каждую секунду своей жизни в труде, в быту, на досуге. Образно говоря, пахать – только так, как принято в этой вот губернии, уезде, волости, и боже упаси, никак иначе. Белье стирать, полоскать и развешивать – тоже. На стол накрывать и гостей собирать – тоже. Хоровод водить и частушки петь – тоже. И так далее. За соблюдением всех этих вековых регламентов, можно даже сказать, трудовых, бытовых и досуговых ритуалов (а из них и состояла вся жизнь), бдительно следило всесильное в тех условиях общественное мнение окружающих – жизнь-то каждого была у всех на виду, как в витрине универмага! И тому, кто хоть на волосок уклонялся от того, как принято, трудно было позавидовать. Это было похуже, чем сегодня, скажем, явиться в школу или на работу в шортах.
у Плекиных-то, бают, еще не отмолотились", – возвещал за обедом прадед. И все осуждающе качали головами. Позор на все село!
Попробуй-ка девушка или парень не стань вечером в хоровод и не заведи песню. Это тебе потом так аукнется при грядущем сватовстве, что не обрадуешься. Намаешься в старых девах или в бобылях. Попробуй-ка мужик или баба постарше не подойди к завалинке и не поддержи степенный разговор как положено и про что положено с сидящими там стариками или (отдельно) старухами. В следующий раз подойдешь – а тебе ответом будет презрительное молчание окружающих. Даже одно-единственное слово в разговоре не так скажешь – и вот уже оно, убийственное прозвище на всю жизнь, да еще с переходом сплошь и рядом на сыновей и внуков. Поневоле будешь вести себя «как принято» до мельчайших деталей.
Впрочем, разве не то же самое происходит и сегодня в каждом школьном классе? Только это – жалкая, бледная копия того, что было во времена господства патриархальщины в каждой деревне.
И еще одна черта была у патриархальщины, весьма далекая от привлекательной. Каждый, чье положение в семье и обществе было выше, мог измываться, как хотел, над всеми нижестоящими безнаказанно. Сегодня нас грубо толкнут в трамвае или накричат в магазине, мы возмущаемся: хамство! А тогда все то же самое никаким хамством не считалось. Там седок мог запросто ткнуть в спину извозчика и крикнуть: пошел! А если показалось, что не так быстро, как хотелось бы, можно было дубасить извозчика совершенно так же, как тот хлестал свою лошадь. Можно было ни за что ни про что в кровь разбить человеку лицо кулаком, накричать на него, прогнать. Если это шло „сверху вниз