Повести Пушкина - стр. 14

Следующий секретарь Ленинградского обкома Андрей Жданов, в отличие от Кирова, – бесцветный и бессовестный холуй. Он прочёл за жизнь несколько книг и полгода учился играть на фортепиано. Этим он выделялся в Политбюро среди совершенно неграмотных кагановичей, маленковых, буденных и молотовых. Он считался знатоком и экспертом по вопросам культуры. Сталин благоволил своему новому фавориту, по любому поводу вызывал Жданова в Москву и требовал его присутствия на ближних и «дальних» дачах, где, зная о его больных почках, заставлял пить вино и вести бесконечные ночные разговоры, в том числе и об искусстве. На следующий день Жданов просыпался отёчный, с изжогой, мучительной отрыжкой и головной болью, но стол уже вновь накрыт. Хозяин уже курил трубку и ласково приглашал: «Садысь, Андрей, в ногах правды нэт», любезно отодвигая плетёное кресло. И всё начиналось сначала. Купаясь в фаворе, Жданов иногда терял бдительность. Это было чрезвычайно опасно. Все члены кровавой банды искренне ненавидели друг друга и только ждали момента, чтобы подписать вчерашнему лучшему другу смертный приговор. А над всеми их смертельными шалостями зорко наблюдал усатый, с изъеденным оспой лицом пахан в скромном партийном френче, которого эти закалённые реками пролитой крови и предательствами мужчины боялись, как впервые беременная – выкидыша. Андрей Жданов расслабился. Произошло это в Ленинграде. И не где-нибудь, а у себя дома, когда он был один. Случилось это в резиденции на Каменном острове. Уже убрав грамм 600 «Столичной» под белужью икорку, он краем глаза заметил, как из специального загона на клумбу из анютиных глазок медленно вползла крупная улитка. Как она смогла преодолеть прочную железную сетку и бетонную, с отрицательным наклоном стену, оказалось совершенно непонятно. Минуты две член Политбюро и секретарь ЦК молча смотрел на ползущее в лучах заходящего бледного северного солнца животное, шевелил мокрыми губами и что-то соображал. Затем он резко опрокинул рюмку и вызвал начальника охраны. Молодой, с бабьим лицом полковник госбезопасности бесшумно возник справа от кресла и замер, взяв под козырек. «Видишь эту херовину? – Жданов кивнул в сторону лужайки. – Поймать и на кухню! На бифштекс её, живо!» – «Есть, товарищ Жданов!» – откликнулось приведение и исчезло. В этот же момент почти военная система «специальной» дачи красного наместника уже заработала. Не прошло и десяти минут, а на столе уже дымился правильно поджаренный кусок мяса, сервированный классическим зеленым горошком с майонезом и веточкой петрушки. Справа от тарелки лежал старорежимный серебряный нож, а слева, ему в пандан, вилка из того же набора. Но новый советский князь презрел эти мелкобуржуазные условности, он надежно, по-мужицки схватил кусок с тарелки, понюхал его, как овчарка, и только потом впился в него ещё крепкими жёлтыми зубами. Мясо таяло во рту. Оно было восхитительным. «Хороша, сволочь». Жданов ладонью вытер губы и потянулся к рюмке. Заботливые невидимые руки уже наполнили её. Жить было хорошо и совсем не страшно. Он чувствовал себя вторым человеком в стране, настолько тесно связанным с Первым, что, случайно скользнув взглядом по аппарату прямой связи, стоявшему отдельно на казённом дубовом столике, решил просто позвонить Самому и поделиться по-дружески, как партиец с партийцем, новым кулинарным рецептом. Слегка пошатываясь, он подошёл к «вертушке» и снял трубку. «Слушаю», – совсем рядом раздался знакомый голос, от которого замирала вся огромная страна. Он мгновенно протрезвел, но отступать уже было некуда. «Товарищ Сталин, – стараясь не икнуть, начал он бодро, – я тут улитку зажарил… Вы знаете, мясо ну прямо куропатка, даже ещё лучше! Нежная, сволочь, как телятина…» Трубка молчала.