Повелитель и пешка - стр. 68
– Коли так, нечего тебе здесь среди мужиков торчать. Что делать умеешь?
– Стирать, готовить, за скотиной ходить, за детьми тоже, рыбу потрошить, солить, на солеварне тоже могу, – принялась старательно перечислять Нюська.
– Вот и славно, – слегка смягчилась тетка, – со мной пойдешь.
Дурочка заколебалась было, покрепче вцепилась в рукав Обровой робы, но Хорт незаметно подтолкнул ее, и она послушалась, ушла с суровой теткой, хотя то и дело оглядывалась, смотрела отчаянными глазами. Ничего. Прислугой быть ей не привыкать. Баба эта явно не подарок, но все ж кормить, небось, будет.
Обр же доверия никому не внушал, хотя изо всех сил прикидывался слабым и несчастным и даже пробормотал несколько слов, чтобы дать понять, мол, он свой брат. Рыбак, рыбацкий сын. Припомнив свое второе, крещеное имечко, назвался Лексой.
В конце концов, дооравшись до хрипоты, мужики порешили снести его в дом артельного старосты. И правда, снесли, сунули в камору, где по летнему времени обитали сыновья старосты. Три дня он провалялся на старом, видавшем виды тюфяке, укрытый плащом, до последней нитки пропахшим рыбой, и какой-то теплой рванью, некогда, в незапамятные времена, бывшей овчинным полушубком. Валялся просто так, чтоб не приставали. Никто и не приставал. Верили, что ему худо. И то сказать, человек, которого отпустило Злое море, мог и заболеть, и помереть, никто бы не удивился. Кровоподтек в том месте, где шибануло веслом, и вправду был страшенный. Но болело не шибко. И застывшие ноги отошли, слушались как миленькие.
Обр тихо гордился своей живучестью, но вставать не торопился, благо еду приносили и хлеба давали вволю. Нюська не появлялась. Зато к концу третьего дня заявился староста, уселся на крыльце и завел пространную речь о неком Федуле, который справлял именины и досправлялся до того, что слетел с собственных полатей, крестец зашиб, согнуло всего, а нынче дует обедник[17], самая путина[18], рыба идет косяком, весло воткнуть можно, так оно стоять будет, а Федул гребец был каких поискать, да вот согнуло его, а завтра хошь не хошь в море идти надо, потому что обед-ник дует и рыба прям сама в сети ломится.
Из всего этого Хорт понял, что даром кормить его больше не станут. Уродоваться с веслом вместо незадачливого Федула он не собирался. Стало быть, надо уматывать отсюда. Он согласился, что южный ветер дует как по заказу, согласился и с тем, что без шестого гребца на карбасе никак невозможно, старосту почтительно спровадил и завалился спать как можно раньше. Проснулся, как и хотел, еще до восхода, затянул покрепче завязки на пожертвованной кем-то латаной-перелатаной рубахе, сверху накинул чужую же робу, подогнул рукава, чтоб не мешали. Шапки и обувки у него не имелось, зато имелся нож да сбереженная со вчерашнего дня краюха хлеба. Нож он привязал к поясу, краюху затолкал за пазуху. Припомнил, что всего неделю назад так же собирался, чтобы уйти от Нюськи. Имущества за это время не прибавилось. Хотя теперь у него есть нож. Да и злобы накопилось в избытке. На всех Хортов хватило бы.