Посторожишь моего сторожа? - стр. 54
– Но у него же была жена, он обманывал ее… А если он обманет тебя?
– Катя, как ты можешь так думать о Дитере? Он никогда не причинит мне вреда.
– А может, его жена тоже так думала?
Мария тяжело вздохнула.
– Все-то ты знаешь, Катя. Все у тебя… Вообрази, какая я простая! Вы мне постоянно задаете сложные вопросы. А я всю жизнь мечтала о любви и семье… о своем быте, укромном уголке, и чтобы встречать его после работы. Ты и твой Митя из тех людей, что все хотят объяснить. Все вы пытаетесь препарировать, все хотите запихнуть в малюсенькую коробочку, осмыслить, изучить и понять. А что мне в ваших смыслах? Что мне в чужих и ваших словах? Мир проще, чем вам кажется. Он – о том, что нужно жить; нужно работать; нужно любить и быть любимой; нужно рожать и воспитывать детей.
Мария села на постели. Плечи ее были тонки и белы в синей спокойной темноте.
– Ну зачем все усложнять? – жалобно сказала она. – Мы придумали столько правил, столько условий «честной жизни», но за этим забыли, что человек приходит в этот мир, чтобы стать счастливым. Может быть, нравственнее быть несчастным, вечно страдающим за других, но было бы из-за чего быть несчастным и страдать! Неизвестно, есть ли жизнь после смерти. Если нет жизни там, то каково мучиться тут? Кому нравится страдать, пусть страдает, а мне не хочется.
– Наверное, мы живем, как умеем, – ответила Катя. – В квантовой физике больше смысла, чем в наших спорах. Мне нужно переучиться…
– А сможешь?
– Не знаю. Быть может, если я выучусь, в восемьдесят лет я возьму ручку и напишу во всю стену огромную, на миллион знаков, формулу – и в этой формуле будет заключен смысл нашей жизни. Но ты права: толку нам от действующей «аксиомы всего» не будет никакого. У тебя получается лучше – в двух словах. Не то что наши бесконечные цифры да скобочки.
Рассмеявшись, Мария прижалась к ней головой; лицо ее стало нежным, и были на нем глаза – темные и притягательные, как у красивого животного.
Наутро Катя была бледна, и Мария беспокоилась, как накрасить ее. Тоже мало спавшая, Мария зевала, но хотя бы не боялась. У церкви ей доверили мешочек с белым рисом, чтобы бросать им в новобрачных. Это было неудобно делать из-за кружевного зонта, который ей некуда было деть. Затем она же принесла хлеб с солью, все так же пытаясь не уронить зонт.
– Долгих лет жизни, – сказала она.
Взглянув с улыбкой на ее утонувшее в тени лицо, Катя сказала:
– Митя, поцелуй ее по-человечески, как свояченицу.
Он послушался, нырнул в синеватую густую тень и коротко поцеловал Марию в щеку.
– Живите счастливо, – нехотя сказала Мария.