«Посмотрим, кто кого переупрямит…» - стр. 98

В этом эпизоде фигурируют преподаватели кафедры математики: кандидат педагогических наук Матвей Семенович Мацкин (1913 –?) и его жена, доцент, кандидат физико-математических наук Роза Юдовна Мацкина (1923 –?)[287].

Увы, на работу в Ульяновске они не вернулись (здесь Н. Я. допускает неточность). Судя по их личным делам, уже в августе 1953 года они были трудоустроены в городе Глазове в местном педагогическом институте[288].

Летом 1953 года трудоустроилась и сама Н. Я. В “порядке перевода” из Ульяновского пединститута она переехала в Забайкалье и приказом Министерства просвещения РСФСР кк 9/205/ 3 1286 от 19 августа 1953 года была назначена старшим преподавателем английского языка Читинского пединститута.

Скитания Н. Я. Мандельштам продолжались. Но это уже другая история.

В одну из последних встреч с Ахматовой Мандельштам прочел ей свою Воронежскую “Киевлянку”, а в ответ услышал посвященные ему строки:

Эта “пересадка на Читу” оказалась пророческой и аукнулась вдове Мандельштама двухлетним проживанием в столице Забайкалья.

Надежда Яковлевна приехала в Читу 25 августа 1953 года. Согласно приказу Министерства просвещения РСФСР №№ кк 9/205/ 3 1286 от 19 августа 1953 года, она была переведена из Ульяновского пединститута в Читинский и начиная с 1 сентября назначена старшим преподавателем английского языка[291].

Институт располагался в доме 140 по улице Чкалова.

И о городе, и об институте Н. Я. отозвалась чуть ли не с восторгом. В письме В. Ф. Шишмарёву от 15 сентября 1953 года она пишет: “Мне не страшно, что это так далеко – город удивительной красоты, а Институт на десять голов выше Ульяновского. Кафедра наша тоже гораздо лучше. А главное, здесь мирно и миролюбиво”[292]. Кафедра, замечу, была очень молодой: ко времени приезда Н. Я. ей было всего два года, а студенческий контингент – почти исключительно девушки.

Надо сказать, что это читинское двухлетие – один из наименее изученных эпизодов в биографии Н. Я. Кроме нескольких упоминаний Читы или читинцев в ее собственных сочинениях и письмах, да еще статьи М. Селиной[293], – мы, собственно, ничем больше не располагаем.

Вот одно из таких немногих упоминаний: “В Чите ‹…› стояли очереди за хлебом, мыло привозилось из Москвы, а на базаре торговали кониной и верблюжатиной. В столовой в подвале института мне втихаря, чтобы не оскорблять студентов, давали кулечек сахару за пятьдесят чеков на сто стаканов чаю. Деньги уходили на еду и поездки в Москву. Тут уж не до одежды, которая продавалась с рук за невероятные цены”