Последняя сказка цветочной невесты - стр. 30
И тогда я впервые поняла, что у красоты есть своя особая власть. Красота преображала. Её присутствие могло выманить амброзию из кислых ягод или захватить обычный, залитый дождевой водой тротуар, оросив его бриллиантами. Я хотела, чтобы красота коснулась и меня, изменила меня, провозгласила достойной того, чтобы быть замеченной ею.
В тот миг входная дверь распахнулась. Я подпрыгнула, выронив наполовину съеденную ягоду, и подхватила велосипед. Подумала, что кто-то взрослый сейчас накричит на меня и велит уходить. Но вместо этого появилась девочка моего возраста.
Мне хватило одного взгляда, чтобы понять – однажды она станет красавицей. Она была долговязой, как жеребёнок, с длинными конечностями, а суставы её плеч были такими загорелыми и блестящими, что казалось, кости светятся. На ней было платье, казавшееся ей слишком большим, а ноги были босыми и запылёнными.
Хрустальная чаша в её руках отразила свет. Под мышкой у неё был пакет молока. Я заглушила звонок велосипеда и постаралась стать совсем маленькой, спрятавшись за кирпичным столбиком ворот.
Я смотрела, как она поставила хрустальную чашу на ступени крыльца и налила туда молока. А потом сунула руку в передний карман платья и достала нож. Немедля она рассекла себе ладонь и выдавила кровь на поверхность молока. А когда закончила, то вылила чашу молока и крови под куст гортензии, отступила назад и закрыла глаза.
Я знала, что случится дальше. Читала о таком. Она принесла жертву. Воздух пойдёт рябью, усыпанная звёздами рука схватит её за запястье и утянет в новое место, куда я не смогу отправиться за ней. В место, полное волшебства. Там она станет королевой.
– Подожди! – воскликнула я, забыв даже про велосипед. – Возьми меня с собой!
Девочка подняла взгляд, стоя там же, у гортензий. Чуть склонила голову, но так и не пошевелилась.
От её молчания моё лицо вспыхнуло со стыда. Я указала на чашу с молоком и кровью.
– Я подумала, ты… куда-то направляешься.
Она распахнула глаза.
– Куда? Куда, ты думаешь, я направлюсь?
Голос у неё был чуть хриплым, каждое слово изящно артикулировано. Никогда не слышала, чтобы кто-то говорил, как она. Если бы только и я могла так разговаривать.
Невольно я задумалась, какой она видела меня. Солнечный свет октября лаком заливал её кожу и волосы. Наряды деревьев в саду уже отливали золотом, словно облачились так только ради неё, ради того мига, когда она выйдет.
Я хотела рассказать ей про книги, которые читала – те самые, которые, как моя мать сказала, мы не можем взять сюда с собой при переезде. Книги об ацтекских жертвах, о богах с двумя головами. Сказки, в которых один шаг в тень яблочного дерева мог выдернуть тебя из этого мира насовсем. Но я не могла вместить всё это в свой ответ.