Последняя сказка цветочной невесты - стр. 32

– Я – Индиго.

Внутри той чаши, полной молока и сахара, наша кровь смешалась.

Может быть, голубой лепесток гортензии коснулся молочной поверхности, пока наше заклинание напитывалось силой в лунном свете – но так связь меж нами оказалась запечатана. Пусть я не понимала, что именно произошло, но понимала сам факт этого, потому что на следующий день почувствовала, что Индиго ждёт меня. Я чувствовала её так же явственно, как собственный пульс.

Было воскресенье, и моя мать с Юпитером пошли в кино, поэтому я поехала на велосипеде к Дому Грёз. Она была там – сидела на крыльце с книгой в руке, а рядом стояли два стакана апельсинового сока. Меня не просто ожидали – меня были рады видеть. И осознание этого сияло во мне.

Через день мы с Индиго пошли в школу, держась за руки. Во время ланча сидели вместе, а позже тем же днём искали фей в ручье у Дома. Так и потекли наши дни. Когда чаши с молоком и кровью не выманили к нам фей, мы пробовали добавлять мёд, а потом и кленовый сироп. Я даже украла одну из маминых серёжек, чтобы бросить в чашу, надеясь, что украшения придадут сделке привлекательности.

Каждые выходные я проводила в доме Индиго, носила платья не по размеру и браслеты, соскальзывавшие с запястий. По ночам мы посыпали солью подоконники и просыпались в полночь, чтобы съесть сахар из хрустальной чаши. Я пила из её чашки, а она засыпала у меня на коленях, а когда мы заплетали друг другу волосы, то вплетали в пряди подвески.

Время расплавило нашу первую осень в стеклянную зиму, а к весне волшебство нехотя открылось перед нами. Теперь мы видели, что узловатый корень рядом с её домом был заброшенным обеденным столом садового гнома. Тоненький ручеёк за школой был домом русалки с волосами пёстрыми, как грудка воробья.

В то время я всегда искала подходящую валюту для входа в магические миры – особую монету, камешек с идеально круглым отверстием в центре, крыло бабочки с переливающейся пыльцой. Вещи, которые можно было очертить кончиком пальца.

Позже я поняла, что проход в иной мир жаждет того, что отследить и очертить невозможно. Вес громкого прозвища, которое больше не произносится, мягкое горло снов, тихо навещающих из года в год. Чтобы принадлежать Иному Миру, ты должен больше не принадлежать себе самому.

Я знаю это, потому что именно это даровало мне вход. Это не было залитое солнечным светом королевство, где лунный свет можно было черпать ложкой, если дотянуться. Это было пространство, сотканное между мной и Индиго, спектр синего, где мир вокруг нас ткался заново, словно мы были ходячей раной, прожигающей дыру сквозь его чары.