Последний контакт - 3 - стр. 11

Людей штурмовавших пустой «Осирис» Роман охарактеризовал как жестоких и грубых. Поначалу он даже решил, что все люди таковы. Однако дальнейшие события показали, что он ошибался – бывают люди и похуже. Был даже момент, когда Роману пришлось бороться с собой – не так он представлял себе людей. Тех самых людей, чьей представительницей была его мать, тех самых людей, к которым она стремилась вернуться, людей, к которым она причисляла и его самого. В какой-то момент Роману даже пришла в голову мысль, а не поспешил ли он с выбором стороны. Может, все же стоило прислушаться к матери-ваэрру? Может, в новой своей ипостаси Валерии открылось то, чего Роману, да и ей самой раньше было не видно? Надежду на то, что он может заблуждаться, принесло именно знакомство с Касаткиной.

До нее с ним общались разные люди. В основном военные – Роман понял это по их унифицированной форме. Те же из них, кто форму не носил, были одеты в унифицированные гражданские костюмы, наподобие тех, какие носили члены экипажа «Марка-10». Подобный костюм носила и его мать. Однако и они вели и держали себя так, как делали это военные. Общались они с Романом сухо, больше спрашивали, а точнее, допрашивали. Было чувство, что они боятся Романа, или как минимум крепко ему не доверяют. А как иначе объяснить то, что они раз за разом задавали ему одни и те же вопросы?

До знакомства с Касаткиной, Роман успел испытать на себе все виды и формы допросов. Были и перекрестные допросы, и допросы с пристрастием. Бывало, что многочасовые беседы резко прекращались и о Романе, словно забывали. Он мог провести в полной изоляции несколько дней без еды и питья и лишь, когда его организм начинал давать ощутимые сбои, эти допросы продолжались с удвоенной силой. Особенно сложными для него были ночные допросы, когда дознаватели часами задавали одни и те же вопросы в разных вариациях, постоянно сменяя друг друга. Днем же при этом, спать Роману не позволяли, таская его на всевозможные тесты и проверки. Когда оных не проводилось, сон отгоняли громкими звуками, понижением температуры воздуха в каюте и постоянным мерцанием света.

Чего именно таким образом добивались люди, Роман не понимал. Возможно, они ждали его прокола, искали, нет, даже не искали, они жаждали уловить в его ответах несоответствия и алогичность. Хотели поймать его на расхождении в ответах, на нестыковках в мелочах. Но Роман такой радости им не доставил. Раз за разом он отвечал на все вопросы одинаково, так и не дав ни единой осечки. Это обстоятельство, однако, не принесло ему никаких дивидендов. Скорее даже наоборот. Его ответы не устраивали дознавателей. Они не вписывались в их картину мира, в их интерпретацию того, что именно происходило на «Осирисе-3» после визита на него членов экипажа «Марк-10». Его упорное отрицание причастности к гибели этих людей их раздражало. Раз за разом они предъявляли ему обвинения, приправляя их все новыми и новыми предположениями о том, как именно он убивал тех людей, чьи трупы были обнаружены в одной из секционных «Осириса-3». Дознаватели пытались оперировать фактами, давили на его биологическую программу, мол, Романа кто-то запрограммировал на убийства, но он с легкостью разбивал все эти бредовые теории, своей правдой. Романа даже пытались запугать нейроинтерфейсом «Осириса-3», дескать, вот-вот им удастся подключиться к ИИ звездолета и уж тогда они смогут восстановить всю картину целиком. Роман же знал, что это блеф. Никаких логов в главном компьютере «Осириса» не сохранилось, это раз. И второе – даже если им и удалось бы провернуть такое, ничего они там не нашли бы, поскольку Роман рассказал всю правду.