Размер шрифта
-
+
Последний Иерусалимский дневник - стр. 5
Я жизнь мою не мыслю без того,
что дарит необъятную свободу —
чтоб как бы я не делал ничего,
но черпал из души живую воду.
«Преступному весь век я предан зуду…»
Преступному весь век я предан зуду,
и в том давно пора признаться мне:
я мысли крал. И впредь я красть их буду,
и пусть потом в аду гореть в огне.
«Я не храбрюсь, когда ругаюсь матом…»
Я не храбрюсь, когда ругаюсь матом,
но не боюсь ни бесов, ни скотов;
готов я к пораженьям и утратам
и к разочарованиям готов.
«Мне не дано сердечный перестук…»
Мне не дано сердечный перестук
дарить стиху, лепя его истоки,
и музыка свиданий и разлук
не вложена в мои скупые строки.
«Глухую подковёрную борьбу…»
Глухую подковёрную борьбу
мы вряд ли в состоянии представить,
но проще херу вырасти на лбу,
чем людям добровольно власть оставить.
«В семье, далёкой от народа…»
В семье, далёкой от народа
родился, рос и думал я:
семья, в которой нет урода, —
неполноценная семья.
«Мне утреннее тяжко пробуждение…»
Мне утреннее тяжко пробуждение —
из памяти теснятся ламентации,
какое это было наслаждение —
мне в молодости утром просыпаться.
«Я нынче тихо бью баклуши…»
Я нынче тихо бью баклуши,
стишки пустячные пишу,
и с удовольствием на уши
любую вешаю лапшу.
«Я не войду в число имён…»
Я не войду в число имён
людей, постигших мира сложность,
но я достаточно умён,
чтоб осознать мою ничтожность.
«Наш мир в рассудке повреждён…»
Наш мир в рассудке повреждён,
во вред был вирус тихим людям;
когда он будет побеждён,
мы все уже иные будем.
«Друзья уходят, множа некрологи…»
Друзья уходят, множа некрологи
про ум, великодушие и честь;
слова про них возвышенно убоги —
смеялись бы они, дай им прочесть.
«Я век мой мирно доживал…»
Я век мой мирно доживал,
уже за то собой доволен,
что не напрасно хлеб жевал
и жаждой славы не был болен.
«Житейской мудрости излишек…»
Житейской мудрости излишек
при богатейшем нюхом носе
не избавляет нас от шишек,
которые судьба приносит.
«Как было в молодости пылкой…»
Как было в молодости пылкой,
когда стелился дружбы шёлк,
теперь я с рюмкой и бутылкой
язык общения нашёл.
«За книгами провёл я много дней…»
За книгами провёл я много дней.
Скорей – годов. Точней – десятилетий.
Но стал ли я от этого умней?
Пока что я такого не заметил.
«Что-то я мучаюсь мыслями стрёмными…»
Что-то я мучаюсь мыслями стрёмными,
глядя на дрязги в курятнике:
светлые силы воюют не с тёмными,
их раздражают соратники.
«Все ухватки картёжного шулера…»
Все ухватки картёжного шулера
перенял современный прогресс:
превращение лидера в фюрера —
очень лёгкий сегодня процесс.
«С несправедливостью не воин…»
С несправедливостью не воин,
но и не делатель её,
Страница 5