Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945 - стр. 19

Но в таком случае мы имеем полное право задать вопрос: почему русские так и не опубликовали выводы своего расследования? Может быть, они просто не хотели открывать известные им факты? Однако все их поведение в то время – поиск документов, аресты свидетелей, повторные опознания[18] – опровергает такое допущение. Может быть, русские были просто некомпетентны в разведке? Во всяком случае, обыск в имперской канцелярии был на удивление поверхностным. Дневник Гитлера, увесистая переплетенная тетрадь формата 18 на 36 сантиметров оставалась лежать на стуле Гитлера четыре месяца – до тех пор, пока ее случайно не обнаружил один английский визитер. Однако нельзя отрицать, что русские проявили подлинный профессионализм в допросах пленных, и я не думаю, что мы можем льстить себе предположением о том, что русская разведка работает хуже, чем наша. Если мы хотим непредвзято ответить на этот вопрос, то должны отказаться от такого допущения и внимательно оценить все относящиеся к этому делу факты.

Не может быть никакого сомнения в том, что в первую неделю июня русские в Берлине признали факт смерти Гитлера. 5 июня, когда командующие союзными армиями встретились в Берлине для обсуждения принципов создания четырехсторонней администрации, «высокопоставленные русские офицеры» говорили офицерам генерала Эйзенхауэра, что тело Гитлера было обнаружено и «надежно» опознано. Офицеры указывали, что это было одно из четырех тел, обнаруженных на территории имперской канцелярии. Оно было сильно обуглено – этот факт они приписывали (ошибочно, как мы теперь знаем) действию огнеметов, которыми русские расчищали себе доступ в канцелярию. Трупы, говорили далее русские офицеры, были исследованы русскими врачами, и это исследование позволило с почти полной уверенностью идентифицировать покойников[19]. Если русские не сделали официального заявления о смерти Гитлера, говорили русские офицеры, то только потому, что хотели это сделать лишь после того, когда не останется и «тени сомнений». Но, говорили они далее, заявление последует сразу после того, как будут получены все доказательства[20].

Четыре дня спустя, 9 июня 1945 года, маршал Жуков сделал публичное заявление для прессы. Во-первых, он описал последние дни гитлеровского окружения в имперской канцелярии. Он сообщил – это было первое публичное упоминание – о бракосочетании Гитлера и Евы Браун, которую он неверно назвал киноактрисой. Эти сведения, заявил Жуков, были почерпнуты из дневников адъютантов Гитлера, попавших в руки русских. Однако на прямой вопрос о смерти Гитлера Жуков ответил уклончиво. Он ничего не сказал о расследовании, о признаниях немецких пленных, ничего не сказал он и о кремации и погребении, об эксгумации и об исследовании зубных протезов. «Обстоятельства смерти Гитлера очень загадочны, – сказал он. – Мы пока не идентифицировали труп Гитлера, и я не могу сказать ничего определенного о его судьбе. В последний момент он мог бежать из Берлина. Существовавшие на тот момент пути отхода вполне позволяли ему это сделать»