Посидим, помолчим - стр. 1

Что за прекрасное слово «друзья»! А сколько в нём смысла.… Если кто-то спросит вас: «А это кто?», показывая на ребят, что стоят позади вас, то вы обернётесь, улыбнётесь, и скажите: «Это мои друзья». А в голове будут пробегать самые лучшие и прекрасные воспоминания, будто кто-то быстро переключает картинки на стене от проектора. Щёлк, щёлк, щёлк. И вы гордитесь вашими друзьями. В этот момент вы, действительно, понимаете, что ваши друзья бесценны, и мысленно благодарите судьбу или Бога за то, что познакомились с ними.

Знаете, я думаю человека можно назвать поистине счастливым, если у него есть хотя бы один настоящий друг. А еще я думаю, что люди осознают, что когда-то там, несколько лет назад, были гораздо счастливее, чем сейчас, но не понимали этого на тот момент. Возможно, эти люди и сейчас счастливы, просто поймут они это со временем, как бы грустно это не звучало. А ведь все, казалось бы, просто. Нужно лишь поймать момент.

Я, мама и папа ехали на море, когда я философствовал и размышлял на разные темы. Я люблю это. Иногда мне хочется клона, чтобы я делился с ним мыслями и рассуждениями, а он их опровергал и доказывал свою правоту, приводя более весомые аргументы, чем мои. «Да начнётся спор!» – сказал бы я.

И тогда, сидя в машине с кондиционером, когда за окном солнце шпарило под тридцать пять градусов, я думал о своем одиночестве и друзьях, которых теперь у меня нет. Единственный и настоящий друг был Дима. Мы были с ним не разлей вода с детского сада и до седьмого класса. А потом Дима переехал в другой город, и я остался один наедине со своим грязным, полностью разрисованным скетчбуком. Конечно же, у меня были товарищи, знакомые, с которыми я общался и проводил время. Но поделиться чем-то сокровенным, серьезным и важным для меня, я не мог. С Димой же я мог поделиться чем угодно: родители накричали и наказали, мог рассказать о девочке с параллели, которая мне нравится, мог просто выкладывать всё, что тяготило мою душу. Я художник и я странный – я это знаю. Зачастую люди не могли выносить мои идеи, безумные идеи, и выслушивать мечтания и грёзы. Когда я начинал обыденно фантазировать или придумывать, мои сверстники пропускали все мимо ушей. Они просто не понимали меня, а я их. И в этом никто не виноват. Мы все разные и, наверное, по-своему странные и ненормальные. Мой единственный и настоящий друг понимал меня, понимал весь бред и чушь собачью, которую я нёс – и это самое прекрасное в истинной дружбе. Понимание. Кто-то называет таких друзей – родственными душами. И думаю этот «кто-то» прав. Но, к сожалению, найти родственную душу очень тяжело. Порой невозможно. Поэтому я считаю себя каким-никаким, но всё же счастливчиком. Так что, если найдёте родственную душу, пожалуйста, не отпускайте.

«Друзья на дороге не валяются» – вспомнилось мне, когда мы ехали вдоль побережья Чёрного моря. «Чёрт, – подумал я, – а ведь реально не валяются». Настоящие друзья – это такая редкость, что я уже особо не надеялся встретить их за будущий, последний год школы и за последнее, беззаботное лето. Но, представьте себе, я ошибался.

:46 1 дня

Мы петляли по узким улицам примерно час, пока навигатор не проложил нужный маршрут к нашему пансионату. Отец всю дорогу ругался и винил во всех бедах навигаторы. «Они вечно заводят тебя не на ту дорогу,-твердил он,-то её перекладывают, то через неё вообще невозможно проехать». В ответ мама лишь кивала и говорила, что в следующий раз они воспользуются другим навигатором. Я молча сидел на заднем сиденье и смотрел в окно. Город только-только начинал просыпаться, и люди уже толпились на остановках, в ожидании своего автобуса. На проспекте с обеих сторон растягивались десятки, похожие между собой, туристические магазинчики, забитые магнитиками и матрасами. Я сразу вспомнил, как в детстве постоянно вытребовал у родителей купить матрас, несмотря на то, что у нас уже был один. Думаю, в детстве все хотели эти чёртовы матрасы.

Отец включил поворотники и в десятый раз, если я не ошибаюсь, съехал с проспекта на одну из узких улиц. Асфальтированная гладкая дорога сменилась старой брусчаткой, заросшей местами мхом. Там не было тротуара, что весьма странно. Нам приходилось каждый раз останавливаться и в очередной раз пропускать бегущего ребенка или старушку с пакетом продуктов. Дома тоже располагались весьма странно: будто запрыгивая, или облокачиваясь друг на друга. Пастельно-оранжевые стены, а местами и розовые, были заляпаны грязной водой, стекавшей по трубам во время дождей. Я помню, как вытянул голову в окно и взглянул на окна, щурясь от солнца, – они были такие старые и деревянные, что казалось, треснут, если надавить. Но вся эта архитектура в целом имела свою летнюю атмосферную.