Портфолио не предлагать - стр. 25

Я устроилась на диванчике, и попробовала уснуть, но объемный пакет в ногах шуршал и сбивал легкий и пугливый сон, который тут же улетучивался от шороха и мыслей, роящихся в голове. Я встала и взяла с подоконника мамину тетрадь. Достала листок, в спешке спрятанный меж страниц в тот момент, когда в дверь постучала соседка. Ровные миндальные буквы выстроились в ровные строчки. И я наконец-то принялась читать.

“Девочка моя, я не знаю, когда ты прочтешь это письмо. И где в этот момент будешь. Главное – я скажу то, что хотела сказать тебе, но как-то не получалось. Мы, матери дочерей, всегда думаем, что уж точно не будем такими, как наши матери. Но, к сожалению, совершаем все те же ошибки.

Когда ты уезжала из дома в неведомый Вятанск, мне так хотелось остановить тебя. И возможно, это было бы правильным решением. Но это было бы мое решение. И ты точно когда-нибудь упрекнула бы меня в этом. Иногда мне кажется, что ты и сейчас молчаливо упрекаешь меня, что не остановила. Но это твое решение, дочь! И ты можешь им гордиться. Оно сделало тебя сильнее и мудрее. И я рада, что ты выросла самостоятельной. Теперь, через годы, я вижу, что уж лучше быть немного отстраненной матерью, чем привязывать к себе дочь своенравными решениями. Твоя прабабушка Анна была в этом мастерица (когда-нибудь ты прочтешь об этом в моем дневнике).

А наша Ева выросла такой, как ты. Я знаю, вы обе всегда найдете верный путь, и мне от этого спокойно, где бы я сейчас ни была…”

Миндальные буквы поплыли перед глазами. Соленые ручейки встретились на подбородке и покатились по шее. Как же мама права! Я тоже хотела стать для Евы самой лучшей мамой на свете, но, кажется, мне помешала работа. Ева действительно выросла самостоятельной. Но если я хотела, чтобы мама чаще возилась со мной, то Ева наоборот стремилась уединиться. Не очень-то она любила поддерживать семейные связи. Вся в отца! Захотела поступить в театральное училище, вопреки моим разумным доводам, и поступила. Ни куда-нибудь – в Москву. И тогда случилось чудо. Оказалось, что я нужна Еве.

Она звонила, рассказывала про сцендвиж и этюды, преподавателей космического масштаба и обсуждала, что можно записать в дневник наблюдений. Иногда мне казалось, что во мне тоже умерла актриса. Но мама успокаивала: “Не переживай, Ася, в каждой женщине живет актриса, уж поверь мне! Только не каждая выпускает ее на публичную сцену, бывает, и ради одного зрителя затевается спектакль”. А в этом смысле я была не такая уж талантливая актриса. На моего зрителя воздействовать было невозможно. Ну, практически. Он слушал меня со спокойным, чуть телячьим взглядом, кивал. А потом поступал так, будто репертуар моего погорелого театра совсем ему не знаком.