«Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма - стр. 45

. В итоге он выразил свою позицию еще четче: «Пока что никто не знает всех факторов, позволяющих предвидеть преступление, а пока они неизвестны, полезным предостережением будет раса»[309]. Позднее Левина поддержал Данеш Де Суза, подчеркнувший, что, хотя речь и шла о дискриминации, последняя имела рациональные основания и апеллировала не к биологии, а к групповой культуре. Поэтому, на его взгляд, это неверно называть расизмом[310].

Между тем, как отмечали критики, Левин, во-первых, основывал свои рассуждения на достаточно сомнительной статистике преступности, во-вторых, допускал неприемлемые обобщения в отношении афроамериканской молодежи, в-третьих, отрицал за афроамериканцами право на равное к себе отношение, в-четвертых, реифицировал «расу» как нечто целостное. Они показывали, что Левин фактически пытался оживить у общественности «негативные стереотипы» в отношении афроамериканцев, т. е. расистские чувства[311]. По сути, он подхватывал еще не преодоленную в те годы традицию американской журналистики освещать прежде всего преступления, совершенные представителями меньшинств, особенно афроамериканцами, и замалчивать преступления белых[312]. Ведь свои сведения о преступности он черпал главным образом из американской прессы.

Откровенная расовая дискриминация (режим апартеида), обосновывавшаяся такого рода научными разработками и расовыми стереотипами, практиковалась до 1990-х гг. в ЮАР. Там в 1950–1970-х гг. защитники апартеида, среди которых были ученые, деятели Голландской реформистской церкви и, разумеется, чиновники, предпочитали опираться на «культурный эссенциализм», избегая откровенного биологического расизма[313]. При этом режим апартеида в полную меру использовал оруэлловский язык («новояз»), на котором политический протест назывался «беспорядками», поддержание существующей системы представлялось «укреплением законности и порядка», а Закон о расширении системы высшего образования ограничивал права чернокожих на получение такого образования[314]. Во второй половине 1980-х – начале 1990-х гг. в Южной Африке продолжали печататься романы, стержнем которых была идея о «патологической сущности» культуры местного чернокожего населения и неспособности черных африканцев к демократии и самоуправлению. Чернокожие борцы с расизмом были представлены там исключительно «преступными элементами». Любопытно, что многие из авторов такой литературы были школьными учителями, а их романы удостаивались престижных премий и рекомендовались школам в качестве учебных материалов. Обучаясь по такого рода пособиям, местные белые вырастали в убеждении, что чернокожие африканцы не способны сами наладить свою жизнь и существовать в условиях демократии