Полторы унции бога - стр. 26

— Кто смотрит телевизор после секса? — спросила Сара.

Она курила мои сигареты, ей очень хотелось попробовать. А мне хотелось, чтобы нас продолжило соединять хоть что-нибудь после того, как мы перестанем быть соединёнными телами. Я ещё остаточно помнил, что внутри мне было очень узко, и когда Сара обвивала меня ногами, стопы у неё оказались совсем холодными. По рукам у неё расползлись вены, синие-синие, и таким же синим было подглазье, точно Сара проплакала всю бессонную ночь. А она ведь и впрямь плакала.

— Не плачь.

Я целовал её, и губы наши становились солёными.

— Сейчас ещё и нос станет красным от слёз.

— Тогда тем более не плачь.

— В фильмах девушки всегда так романтично плачут. Их даже машины сбивают романтично. Ты где-нибудь видел романтично сбитого машиной человека?

Я отрицательно помотал головой.

— Думаю, телевизор некоторые смотрят во время секса, — ответил я, хорошенько подумав и попытавшись представить всех-всех этих бесконечных людей, что когда-либо заходили сюда и уходили отсюда.

— Правда?

— Правда. Там наверняка есть порно каналы.

— У тебя дома есть порно-каналы?

— Нет. А у тебя?

— Тоже нет.

Сара отдала мне недокуренную сигарету, уложила голову на моё плечо и с силой выдохнула открытым ртом.

— Боже…

Я продолжил курить следом за ней. Фильтр был измят её губами, чуть влажный, он прилипал к моим пальцам как цыганка, клянчащая деньги. Кроме того, вкус у сигареты тоже изменился: из-за чужой слюны он сделался чуть сладким, с цветочной ноткой духов. Я ощущал его кончиком языка, проглатывал лёгкими и выпускал изо рта бледно-сиреневым облаком. Дым растекался по комнате, становясь прозрачным, всё более невидимым, ранимым словно первый поцелуй.

Я до сих пор так и не ответил себе на вопрос, зачем люди курят? Мой отец говорил, что пробовал табак лишь раз, и до того ему тошно стало, что даже в армии не прикасался к сигаретам. Мама ещё меньше знакома с этой пагубной привычкой. Так получилось, что и подруги у неё все были сплошь некурящие. Впрочем, тётя Роксана взгромоздила на себя максимум ответственности и за мамино окружение, и за её безопасность, и за взгляды на жизнь, и за самооценку, которая по всем расчётам давно должна была проломить пол и устремиться к центру земли. Так что дружб мама ни с кем особенно не водила. И всё же каким-то чудом нашлись у неё две подруги — тётя Вера и тётя Наташа. В отличие от Наташи, в которую был влюблён я, тётя Наташа представляла собой скопление всего антисексуального, что могла проявить женская природа. И хоть была она блондинкой, по-своему миленькой и приятной, сердце моё никогда не заходилось в исступлении и не замирало от восторга так часто, как случалось подобное в присутствии тёти Веры. А вот она как раз курила.