Половецкие войны - стр. 36
– Ты хан и не должен терпеть таких оскорблений! Если не убить одного, то и другие начнут говорить о тебе такое! И не одни урусы, но и твои воины. Тогда что ты будешь за хан!
Конечно, Сарыкиз была права. Она мудра, как сова, и красива, как лань.
Хану захотелось немедля увидеть свою супругу. Он решительно переступил порог женской половины юрты.
Голубоглазая «белая куманка», тряхнув густыми волосами цвета соломы, поднялась ему навстречу.
– Что ты решил? – сразу же спросила она. – Хан Тогорта, мой дядя, зовёт тебя в поход на коварных греков. Или ты снова откажешься, останешься без добычи, как летом, когда Тогорта с Арсланапой выбили из Чернигова каназа Мономаха. Может, пора забыть обиды прошлого?
Боняк гневно сдвинул брови, но смолчал. Да, его Сарыкиз права. Не следует ему отказываться от этого сулящего большую выгоду похода. Проклятому Свиатоплугу за исковерканную жизнь несчастной Айгюн он отомстит позже. Тогорта не виноват ни в чём, разве мог он знать, что этот мерзкий шакал предпочтёт делить ложе с наложницей самого низкого происхождения, а ханскую дочь запрёт в одном из покоев своего дворца! Но он, Боняк, доберётся до Киева и освободит несчастную Айгюн! А гадкому Свиатоплугу снесёт с плеч голову! Нет, он поступит иначе! Приведёт пленного каназа в своё становище, даст в руки освобождённой Айгюн копьё и предложит ей проткнуть этого нечестивца, как Сарыкиз поступила с пленным урусом. Как же жалок будет тогда каназ Свиатоплуг!
Меж тем жена отвлекла Боняка от мыслей о мести.
– Скажи мне своё решение! Я должна знать! – настойчиво добивалась ханша ответа.
– Я пойду с Тогортой и Арсланапой! – после долгого молчания выдавил из себя Боняк.
Сарыкиз ответила ему довольной улыбкой.
Глава 12. Исповедь горбуна
Вдовую королеву угров Софию схоронили в королевской усыпальнице в Альба-Регии[118].
Было безветренно, обступавший город лес стоял нарядный и молчаливый в своём зимнем убранстве, сыпал мягкий снежок, негромко похрустывал под копытами коней наст.
Воевода Талец и королевский писец гречин[119] Авраамка держались в свите королевича Коломана. Гречин был хмур, немногословен, весь он ушёл в себя. Много добра сделала для него покойная королева София, это она призвала его в Угрию, сделала списателем, ввела во дворец, только благодаря ей стал он таким нужным и полезным королю Ласло человеком. Скорбел Авраамка, лицо его осунулось и посерело. Талец, видя горе друга, всю дорогу молчал.
В усыпальнице горели тонкие свечи, курился фимиам, попы и монахи взывали к Богу и молили о спасении души усопшей. Королевичи Коломан и Альма, оба в чёрных строгих кафтанах без украшений, встали по обе стороны от мраморной раки