Половецкие войны - стр. 38

говорит непослушному чаду: «Если ты не перестанешь вести себя столь нечестиво, придёт горбатый кривой Коломан, уродец и злодей, и заберёт тебя». Как будто Коломан – какая-нибудь там Баба-яга из русской сказки. Или Вашорру-баба[124] мадьяр. Или вупар[125] поволжских булгар. И смолкает проказник, тихо льёт слёзы да дрожит от страха.

Бывает больно, а иногда смешно, когда от тебя шарахаются, когда лица людей напоминают рожи безумных, когда женщины заходятся в диком крике от ужаса. А Альма – он красавец, его любят жёнки. В одном Эстергоме[126] у него четыре любовницы, все жёны баронов. И мужья знают, но терпят. До поры до времени. Как же: герцог, может, будет королём. Как не потерпеть. Тьфу! А впрочем, что их осуждать? Я вот тоже терплю Фелицию[127]. Тебе повезло, Дмитр, ты не познал тягостность уз Гименея. А я наследник короны, и мне жена тоже положена из королевского рода, пусть хоть смеётся над моим уродством и рожает детей от блудливых попов… Мать хоть и любила меня, говорила, что я умный, но Альма был её надеждой, её любимчиком, её гордостью. Меня ещё покойный отец, король Геза[128], прочил в епископы, хотел отдать в руки жирных и противных боровов-монахов. Но не успел, умер.

Ох, мать, мать! Ты не понимала одного: прекрасный твой Альма был равнодушен к твоей ласке. Видел, Дмитр, ведь он не скорбел там, у гроба, всё смотрел на меня и повторял мои движения, мои слова, мою молитву. У него один ветер в голове, он и латиницу-то едва осилил. Скачки, жёнки, утехи ратные – ничего больше.

…Я тебе скажу как другу… Хотя, зачем я всё это говорю? Но ладно. Если стану королём, постараюсь избавиться от Альмы. Но, чтобы взойти на трон, нужна поддержка влиятельных людей. Поэтому мы и едем в гости к зловредным монахам. Ты их тоже недолюбливаешь, Дмитр. Да, ты ведь греческой веры, православный. Могу с тобой спорить часами, до хрипоты, что наша латинская вера лучше, что Христа мы любим сильнее, но какой в этом толк?

Коломан на мгновение замолчал. Они остановили коней посреди леса, изо рта шёл пар, лёгкий туман стлался в низине над мёрзлой землёй.

– Спешиваемся. – Королевич спрыгнул с коня наземь. – Ты видишь. Я научился обходиться без слуги. И хромаю меньше в последнее время. Достань из сумы жбан с ракией[129]. Белая болгарская ракия. Жжёт, как огнём. Что бы сказала мать? «Ты стал пить, Коломан. Ты как твой дед, Изяслав, излиха слаб к вину». Хотя это далеко не так. Да, Дмитр, ты знал моего деда?

– Нет, крулевич. Не видал ни единого разу. Да ить и умер он задолго до моего рождения.