Размер шрифта
-
+

Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга третья - стр. 5

– Эй, социал-демократ!.. – позвал я загробным голосом. – Где же кружка? Хоть водички мне налей… И Бахуса поищи. Может, у него что осталось в загашнике? – простонал я и сел, склонившись к столу плакучей ивой.

– И что за удовольствие бухать, а потом – маяться? – проворчал Карламаркса.

– Хорошо хоть хозяйка в отъезде, – ввернула Дикарка, – а то…

– Попрошу без моралей! – огрызнулся я. – И без вас тошно.

– Делом надо заниматься, а не бухать! Разве это мораль? – отозвался на это старый философ. – Тем более остался «без копья».

– Делом… – Я оживился, заметив в пустом, казалось бы, чекмаре самодостаточное количество животворящей влаги. – «Ничего не делать – очень тяжёлый труд». Правда, Оскар ибн Уайльд сделал этот вывод, сидя в тюряге, но в своей основе постулат верен до сих пор. Дело… – Полстакана водки живо привели меня в меридиан и воздвигли на трибуну пустословия. – У меня, господа-товарищи, имеется копейка. Копейка! Медный аглицкий полупенсовик с изображением каравеллы, конечно, весомей и зримей. Копейке с полупризрачным Георгием далеко до него, но, друзья, если вы думаете, что воитель сразил меня своим копьём, то глубоко ошибаетесь. Да, он угодил в утробу, но если она пуста, то, как говорят эскулапы, покойника ещё можно спасти. Я уважаю копейку хотя бы за то, что вроде бы поэт Яшин сочинил про неё песню. Нет, стихи. Но Вилька Гонт превратил её в песню. Он про Яшина туманно заметил. Вскользь. Щас я её напою.

Ах, поёт соловей на кладбище,
Надо мною шумят тополя.
Посчитай, сколько сирот и нищих
навсегда схоронила земля!..

Карламаркса поднялся с подстилки, Дикарка тоже вскочила и задрала морду, не решаясь превратить соло в дуэт.

Всё богатство – клюка да верёвка,
Всё богатство, считай не считай.
Разменяй же, Господь, сторублёвку,
По копеечке нищим подай!

И тут не выдержал Карламаркса, вскинул башку и завыл вместе со мной:

Ни угла и ни тёплой постели.
По ослепшей земле мы бредём,
Нашу долю заносит метелью,
Заливает осенним дождём…

Теперь мужской хор поддержала и Дикарка:

Ты живого меня пожалей-ка
Ты обрадуй слепого во мгле-е,
Далеко покатилась копейка
По кровавой и круглой земле-е…

Умолкли разом, будто устыдившись исполнения… годного, можно сказать, для паперти. Меня аж встряхнуло, как при ознобе, Карламаркса зевнул и отвернулся, а Дикарка потянулась, выгнув спину, и уставилась на кастрюлю с собачьей кашей, стоявшую на остывшей плите.

– Что ж, друзья, займёмся брекфастом – заслужили капеллой, а уж там поглядим, каким способом превратить копейку в полновесную сумму.

– Сдать бутылки, – подсказал философ. – Семьдесят копеек штука, принимают в обмен на товар. Глядишь, и тебе, и нам что-то перепадёт.

Страница 5