Пограничная трилогия: Кони, кони… За чертой. Содом и Гоморра, или Города окрестности сей - стр. 134
Увидев Джона-Грейди, Мария вроде бы даже не удивилась. Угостила его завтраком и выдала обычный утренний отчет. Сеньорита Альфонса еще не вставала, встанет, может быть, через час. В десять ей подадут машину, и она уедет на целый день в гости на виллу «Маргарита», но вернется засветло, потому что не любит ездить в темноте. Возможно, она примет его сегодня вечером.
Джон-Грейди слушал и пил кофе. Потом попросил сигарету. Мария взяла с полки над раковиной пачку своих «торос» и положила на стол перед ним. Она не расспрашивала его о том, что с ним случилось и где он был, но, когда он попытался встать из-за стола, она легким движением надавила ему на плечи и, снова усадив, подлила еще кофе. И велела ему немного подождать здесь, потому как сеньорита скоро встанет.
Вскоре вошел Карлос, бросил ножи в раковину и удалился. В семь часов Мария положила на поднос завтрак, вышла, а вернувшись, сообщила Джону-Грейди, что его ждут к десяти вечера и сеньорита его непременно примет. Он встал, чтобы уйти, потом, поколебавшись, сказал:
Quisiera un caballo[144].
¿Caballo?
Sí. Por el día, no más[145].
Momentito[146], сказала Мария.
Она вышла, потом вернулась.
Tienes tu caballo. Espérate un momento. Siéntate[147].
Она собрала ему обед, завернула в бумагу, перевязала шпагатом.
Gracias.
De nada.
Мария взяла со стола сигареты и спички и протянула ему. По ее лицу Джон-Грейди попытался понять, в каком расположении духа находится хозяйка, которую Мария только что посетила. То, что он увидел, не вселило в него радужных надежд. Мария все-таки сунула ему сигареты, которые он долго не брал.
Ándale pues[148].
В конюшне появились новые кобылы, и Джон-Грейди остановился на них посмотреть. Потом зашел в седельную, включил свет, взял вальтрап и уздечку, выбрал среди полудюжины седел, как ему показалось, лучшее, снял его, оглядел, сдул пыль, проверил ремни, забросил на плечо и, придерживая за рожок, направился в корраль.
Жеребец увидел его и пошел по загону рысью. Джон-Грейди остановился у ворот и стал наблюдать за конем. Тот бежал, чуть наклонив голову, закатывая глаза и пофыркивая. Потом, узнав Джона-Грейди, повернул к нему. Джон-Грейди открыл ворота, и жеребец, тихо заржав, вскинул голову, фыркнул и уткнулся длинным и гладким носом ему в грудь.
Когда они проезжали мимо барака, Моралес сидел на ступеньках и чистил лук. Он помахал ножом и весело окликнул Джона-Грейди. Тот поблагодарил старика за приветствие, но лишь потом до него дошло: Моралес сказал ему, что конь рад снова видеть его, а насчет себя умолчал. Он еще раз махнул рукой Моралесу, тронул каблуками бока жеребца, и тот забил копытом, загарцевал, словно никак не мог определиться с аллюром, который лучше всего подошел бы к этому дню. И лишь когда выехали на дорогу и дом с конюшней и поваром Моралесом скрылся из вида, Джон-Грейди шлепнул ладонью по лоснящемуся, дрожащему крупу, и они понеслись ровным резвым галопом.