Пограничье - стр. 45
Блинов криво усмехнулся.
– Не жалко вам времени было на такую ерунду?.. А колокольчики, что ж… Они колокольчики и есть. Знак луноликой Койольшауки. Вы не подумайте, господин Эро, моя семья к жертвоприношениям не имеет никакого отношения, да и бабка не была никогда ортодоксом…
Запоздалый страх полоснул по нервам, и старший следователь испуганно прижал к груди амулет, который носил под одеждой, не снимая.
– Блинов! – начальник раздраженно хлопнул себя ладонью по бедру. – Колокольчики!
– Простите. Говорят, богиня может убивать взглядом.
– Как василиск, что ли?..
Эро криво усмехнулся, но споткнувшись о мрачный взгляд подчиненного, поспешил извиниться.
– Не как василиск. Она так прекрасна, что смертный умирает от ужаса ее красоты. И умирая, плачет от восторга. И если этот восторг искренен – то слезы эти превращаются в капли прозрачного янтаря, а если неискренен, то… – Тимофей сглотнул. – В общем, не остается от тела следов.
Умирает от ужаса красоты, значит. Красиво, но нелогично и вообще бессмысленно. И ничем не поможет в следствии.
– А испугались-то вы почему? – Пауль начал раздражаться, понимая, что разговор завел куда-то совсем уж не в ту степь. Да и вообще, вся эта теологическая беседа над телом мертвого пса выглядела как-то странно, словно отрывок безумного сна, но никак не часть действительности.
– А потому, что все это сказки. Ну, про слезы и остальное… в стиле «Мифов степных волков»… – Блинов доверительно наклонился к начальнику и прошептал:
– Не слезы это вовсе, а знак того, что здесь был оборотень. Очень сильный. Возможно, с каплей божественной крови. И либо он подбросил этот янтарь, – кивок на начальственный карман, – с тем, чтобы вызвать панику у местных, которые во все эти сказки верят, – покраснел, понимая, что и сам в них верит, что бы он тут сейчас ни пытался доказать, – либо это следы праведного гнева богини, и появились здесь по воле Койольшауки.
Эро удивленно приоткрыл рот, а Тимофей быстро, словно начальник собирался его перебить или остановить, прошептал:
– У волков все боги кровавые, но Койольшауки – мать всего сущего, она самая ужасная. И уж если ее колокольчик упал на землю, жди моря крови. Простите, господин Эро, я человек не суеверный, но вот это, – широким жестом обвел двор, захватив дом, сарай и обломки будки, остановив указательный палец напротив кармана, в котором Пауль спрятал янтарный камушек, – это меня пугает. Еще раз прошу прощения.
Старший следователь круто развернулся и поспешил по дорожке в сторону осиротевших без калитки ворот, тихонько бормоча: