Почти все о женщинах и немного о дельфинах (сборник) - стр. 11
Через несколько таких ночей я выбросил аппарат в мусорное ведро, причем сделал это так, чтобы видела Воля.
Потом подошли дни экспериментов с Катюхой, домой я возвращался за полночь, а то и вовсе оставался спать на диванчике в кабинете, и вот, когда все удачно закончилось, меня встретили у порога, выслушали возбужденную речь о научной победе и сообщили, что, в отличие от его любимой касатки, она теперь вообще не спит по ночам, потому что в квартире стоит вонь от этой ужасной рыбы.
– Она не рыба.
– Она – чудовище, твоя Катька. Разве можно называть такое человеческим именем?
– Она очень красивая.
– Может быть, ты – зоофил?
– Ну, не летчик, точно.
– Как? Что ты сказал?
Тут же был предъявлен список моих прегрешений, который накопился за все годы нашей совместной жизни, затем Воля быстро перешла к моей маленькой зарплате, терпеть которую дальше она не могла, выволокла в прихожую собранный заранее чемодан с моими вещами – словом, меня спокойно выставили из квартиры, полученной от института еще на излете советских времен.
Принесенного мной тунца Катюша схарчила мгновенно и выскользнула из воды на помост пообщаться, но в двери бассейна уже входил начальник охраны, за которым семенила новая завлабораторией.
Нолик, как прозвали ее сотрудники – может, за совсем уж крошечный рост, или за округлость форм, но скорее все-таки за редкое для столь юного возраста умение жить мнением руководства, она была единственной, кто не раздумывая согласился на все условия директора – поэтому теперь звалась Ольгой Сергеевной, начальницей.
Обидно не было – было противно. И скучно – в новые времена, как и в прежние, выигрывали послушные троечники.
– Извини, Катя, поиграем в следующий раз, если увидимся, конечно.
Когда уходил, дельфиниха очень кричала – так в деревнях кричат бабы на поминках – прямо на разрыв сердца. По дороге я брезгливо обогнул Нолика, лицо которой залилось пунцовым румянцем, вручил пропуск и ключи начальнику охраны, шагнул за порог проходной и впервые за много-много лет оказался предельно свободен – так бывает, наверное, только в детстве. Из-за поворота, повизгивая колесами на закруглениях рельс, выполз длиннющий трамвай, и я без раздумий забрался в его чрево.
Когда я был маленький – мечтал стать машинистом и любил по воскресеньям ездить на трамвае вместе с родителями в гости. Любил его гулкое движение по рельсам и просто обожал его запах – тонкую смесь лака на деревянной отделке кабины и свежего озона, исходящего из электрических двигателей.
Внутри этого вагона царил современный пластик, от стерильности которого просто зубы ломило, бежали на табло электронные надписи, около огромных, почти магазинного размера, окон сидели нынешние дети – они терпеливо пережидали блажь своих бабушек и дедушек, уткнувшись в свои телефоны и планшетники. Но колеса, как прежде, уютно постукивали на стыках, головы пассажиров покачивались в такт движению, на перекрестках трезвонил предостерегающий звонок вожатого, а неспешно проплывающий мимо окон пейзаж выглядел таким же, что и раньше – если, конечно, не обращать внимания на нахальные вывески и глупые стеклянные дома.