Размер шрифта
-
+

Побег куманики - стр. 36

иначе не выйдет ничего, хоть лопни насмешливым момом

я сам женщина и знаю, черт возьми


ОСКАР – НАДЬЕ, ПИСЬМО ПЕРВОЕ

Лондон, 6 декабря


Я давно не писал тебе писем, а ты давно не уезжала так надолго. Да еще упаковав свои лучшие шелковые платья, да, да – я подглядел. Видишь, какой я нескромный пылкий вуайёр.

А ты меня – признайся! – держишь за I ' homme moyen sensuel.[40]

Ты пишешь, что задыхаешься от жары в пыльном Буэнос-Айресе. А я, представь, задыхаюсь от пыли в своем суперохлажденном хранилище, будто на дне пересохшей Мировой Реки, среди полок и картотек, где все разложено в отвратительном удушающем порядке.

Как же он меня раздражает. Нет, не порядок в нашем заведении, а порядок вообще, мировой порядок, если угодно. Вокруг, куда ни глянь, одни заасфальтированные дорожки. В Средние века мир был гораздо мягче и податливей, оттого что его не заливали гудроном.

Я не могу разрушить мировой порядок. Кажется, это мне не по силам, но я могу разрушить порядок в себе самом. Осмотическим путем. И я делаю это, изучая Liber Platonis quartorum и другие тексты, в которых еще сквозит надежда.

Пока Земля вращается вокруг Солнца, человек не может быть свободен.[41]

«Так будет всегда», – говоришь ты снисходительно как будто понимаешь то, чего не понимаю я.

Впрочем, ты и вправду понимаешь, как устроена эта изумрудная травяная площадка для любителей гольфа и спокойной безболезненной смерти. Этого у тебя не отнять. Ты адвокат и любишь определяться в терминах.

Вот только слово термин происходит от латинского terminus – граница. Voyez-vous? Мы сами загнали себя в резервацию, отгородились терминусами и тихонько вырождаемся от элементарного отсутствия надежды. Однако довольно, я нагнал на тебя тоску. Не все так мрачно, Надья. Не все так мрачно. Если бы ты знала, как я наслаждаюсь нынешним заказом – книгами из библиотеки Мальтийского госпиталя, отданными мне на рецензию перед аукционом. В прекрасной сохранности, одна к одной!

Чувствую себя герметиком, владеющим Изумрудной Скрижалью. Или нет, еще лучше – душой умершего, прикорнувшей на таблице с именами предков. Я нашел в них письмо, подписанное неким монахом-бенедиктинцем Иоанном, келарем монастыря Витториоза, он отправил его кому-то из своих близких друзей или учеников.

В письмо вложены отрывки рукописи, написанной тем же почерком, и кладоискательский рисунок.

Согласись, это чистой воды саспенс, почти как голливудском сценарии!

Текст написан на довольно хорошей латыни, и можно предположить, что адресат Иоанна (я его называю Иоанном Мальтийским), то есть парень, который заложил письмо между страниц фармацевтического справочника, работал врачом в госпитале Сакра Инфермерия.

Страница 36