По велению Ваала - стр. 1

Гиззо истязал себя не только постами, но и страхом.

Проклятие ведьмы сбылось. Лепра проникла в кровь, пустила корни в костный мозг.

Голод, молитвы и власяницы были уже бессильны.

Его могло спасти только чудо.

Или великое прощение.

Скрипя зубами, он шел в поселение прокаженных, падал на колени, мыл полусгнившие ноги больных и умащивал гнойные волдыри елеем.

Прокаженные со страхом смотрели на него сквозь неровные дыры в разлохмаченных колпаках, но благодарности в их глазах монах не находил.

Отверженные угадали тайну знатного доминиканца.

Заражен.

Проклят дьяволом, как все они.

Иногда инквизитору казалось, что больные насмехаются над ним и даже торжествуют. Прокаженные рады, когда их полку прибывает. Чем больше стая, тем легче выжить.

Когда-то все эти люди прошли путь покаяния. Дорога лепры привела их сюда, в отвратительный мир изгнанников. Было время, когда надежда еще теплилась в сердцах, и они также, как этот монах, падали на колени и омывали струпья чужих ног.

Но чуда не произошло.

Проказа – наказание свыше. Отменить ее может только всевышний. Об этом гласит библейская книга Иова.1. Они выучили псалмы наизусть. Но кроме Иова господь никого не исцелил.

Прокаженные никогда не снимали полуистлевшую мешковину с лиц. Это запрещалось в присутствии гостей. По буграм на ткани и кровавым подтекам Гиззо легко мог угадать, насколько страшны и отвратительны спрятанные лица.

Глядя в зеркало, он сравнивал себя с прокаженными.

С виду болезнь была еще незаметна.

Гиззо подмечал у себя все те же тонкие черты, лицо еще не скуксилось в звериную морду, и отсутствие бубонов на лбу и щеках слегка утешало.

Но первые признаки заражения не оставляли сомнений: проказа.

Большой палец не чувствовал огня.

Иногда, оставаясь наедине с собой, Гиззо подолгу держал руку над свечой, и вонь от сгоревшего ногтя повергала душу в ад.

Атрофия начинается с кончиков пальцев. Потом онемеют губы, нос и крайняя плоть. Вслед за этим господь отберет у него человеческое лицо, превратив в животное.

В минуты отчаянья память воскрешала в сознании густой надорванный голос ведьмы:

– Будь проклят! Я заразила тебя! Ты прокажен! Бог не поможет палачу невинных!

О Джиорджине, венецианской ведьме, летающей на метле, в конгрегацию сообщила соседка.

Ведьму арестовали, привели в пыточную, раздели, приготовив для испытания новое, пока непроверенное, но, по словам главного механика, безотказное средство.

Мастер пыток водрузил на столешницу перед Гиззо странный прибор:

– Испанцы его называют «Фаллос Сатаны». Но в отчетах он значится, как «груша для внутреннего расширения». Покажи ее ведьме – сразу сознается.

Но Джиорджину механизм не устрашил.

Напрасно механик щелкал перед носом жуткими железными лепестками. Ведьма плевала на них и стояла на своем:

– Шабаш? Мазь для полета? Ничего не знаю!

– Тебя видела соседка.

– Нэта? Врет! Со свету сживает.

– Что-то не поделили?

– К мужу приревновала. Оклеветала меня, старая курица!

– А это что такое? – Гиззо поднес к носу ведьмы стоптанный деревянный башмак.

– О, нашлась потеря! Где вы его подобрали, преподобный?

– Это твой башмак, Джиорджина?

– Мой.

– Докажи.

– На подошве – метка. Сама вырезала ее, чтобы в гололед не скользить. Смотри: «ДЖ»?

– Когда потеряла?

– На прошлой неделе, после дождя.

– Где, не подскажешь?

– Он увяз в колее. Темно было, не помню, что пила. Гляди: хожу теперь в изношенных прошлогодних. Вот спасибо, нашли! Хоть какая-то польза от господина инквизитора!

– Стало быть, ты сознаешься, что обронила башмак, пролетая над домом Нэты?

– Ты смеешься, преподобный? «Пролетая над домом Нэты»! Но смеешься ты над собой. Посуди, с моими телесами разве я усижу на метле? – ведьма игриво покачала бедрами и, повернувшись к инквизитору задом, похлопала себя по раскормленным ягодицам.