По велению Ваала - стр. 3
– Мы не сможем отправить сумасшедшую на костер, – задумался главный инквизитор.
– Но мы можем зашить ей рот, связать и нахлобучить на рожу веселый колпак, – подсказал механик.
Джиорджина стала первой венецианской ведьмой, которой Гиззо подписал смертный приговор.
2. Давай, Чиэра, давай!
Инквизитор любил наблюдать, как дьявол пляшет вместе с ведьмами на углях, как щекочет их подмышки и пятки, заставляя совершать немыслимые кульбиты.
Сначала невидимый любовник сдирал с ведьм бумажную одежду, обнажая запретную плоть. Вслед за этим от жарких поцелуев на коже расцветали алые бутоны, и огненные удавы оплетали плечи, бедра, и шеи.
Ведьмы вопили, извиваясь на полыхающем ложе, пока дьявольский пест изнутри испепелял вредоносные лона.
Чем меньше на земле женщин, тем меньше голода и нищеты. Голод – главная причина смуты.
Любая роженица подозрительна. Неизвестно что от нее родится на свет.
Любая повитуха – преступница. Родовые муки – есть приговор дочерям Евы. Они должны страдать. Да будет им по заслугам!
Мир грешен, благодаря женщинам. И даже новорожденные девочки подлежат особому наблюдению. Неизвестно которую из них изберет Сатана в свою рать.
Стойкое отвращение к женщине, как к предмету греха, возникло у двенадцатилетнего подростка, когда он застал мать с хозяином богатого магометанского дома, где она служила прачкой.
Однажды среди выстиранных полотнищ белья, халатов и шальвар, развешанных под солнцем, мальчик услышал настойчивый мужской голос:
– Давай, Чиэра, давай!
Мальчик раздвинул простыни, и сердце оцепенело.
Мать стояла на коленях перед хозяином, задравшим полы халата, и обнимала руками его голый зад.
Заметив сына, блудница нахмурила брови, молча приказывая: «Уйди!»
Мальчик остолбенел от страха. Увидев на лице матери молочную струю, он бросился прочь.
Магометанин оттолкнул мать:
– Придушу щенка!
– Беги, сынок! Беги! – мать еле поспевала за ними.
Антонио не помнил, как добежал до косы, как прыгнул в гнилую лодку. К счастью, он быстро бегал, успел далеко отчалить от берега, и камни, брошенные вдогонку, бесполезно пускали круги на воде.
Мальчик видел, как стремительно уменьшались две фигуры на берегу, как стенала и плакала мать, но вернуться не смог. Весел в лодке он не нашел, а плавал неважно.
Море кишело акулами, плавники сверкали над волнами, стая собиралась атаковать утлое суденышко.
Несколько раз лодка дернулась от крепких укусов, и мальчик распластался на днище, твердя, как молитву:
– Умри, Чиэра. Ты мне больше не мать!
Очнулся он далеко от берега, лежа в лодке, доверху заполненной водой.