По-настоящему - стр. 36

Выбегаю из комнаты и мчу в кухню, из которой выход на балкон. Схватившись за перила, наполовину высовываюсь и смотрю вниз на вход в подъезд, потом по сторонам, убеждаясь в отсутствии брата. Одновременно с этим во двор въезжает такси, и я прослеживаю за его медленным движением, которое прекращается напротив моего подъезда. Настораживаюсь и с ужасом жду, что из него выползет Артем, и моему побегу наступит конец, но машина стоит на месте и из нее никто не выходит. Вероятно, кого-то ждет.

Телефон в моей руке коротко вибрирует. Это сообщение. Смотрю на экран, имя на котором выглядит непривычно – Герман Бондаренко. Кто бы мог подумать. Я-то уж точно не могла подумать, что буду иметь с ним связь. Телефонную.

Открываю месседж.

Выходи

Куда выходить-то?

Снова перекидываюсь через перила и верчу головой по сторонам, выискивая что-то подходящее Бондаренко. Скажем, личный джет или королевский кортеж. На чем там разъезжают богатые детки? Но ничего подобного, кроме машины такси, не наблюдаю.

Куда выходить? – пишу.

В окно, блин. Не тупи. Жду внизу – отвечает.

В смысле? Смотрю на машину такси, потом на сообщение.

Бондаренко и такси, серьезно? Это как селедка и молоко, поэтому уточняю:

Ты в такси?

На экране начинают бегать точки.

Печатает. Потом прекращает. Через несколько секунд точки опять пляшут, и я завороженно за ними наблюдаю. Что он там пишет? Рассказ?

Стирает. Пишет. Стирает. Пишет… Пишет до тех пор, пока не приходит:

Да

А он немногословен.

Что ж, отвечаю:

Ты бы мог подняться и помочь мне с вещами? 

Я наглею? Ничего подобного! У него в паспорте штамп, это все объясняет.

Он думает над моим вопросом некоторое время, и я уже собираюсь бежать обратно в комнату, не надеясь на совесть Бондаренко, как задняя дверь машины открывается.

Я смотрю на его резкие движения и светлый ежик волос, на который сверху плюнуть желания не возникает, но возникает другое:

– Бондаренко! – кричу я.

Голова парня тут же запрокидывается, и ему требуется секунда, чтобы вычленить меня на третьем этаже.

Машу ему рукой. Не знаю зачем, инстинктивно.

Брови Германа изгибаются, и всего на мгновение на его лице отражается веселье, но потом оно снова приобретает скучающее выражение, с которым требовательно говорит:

– Квартира.

Какая важная птица! Ну и ладно! Пусть вредничает, мне безразлично, хотя и не обязательно быть такой букой.

– Восемнадцать, – отвечаю, глядя на то, как фигура парня скрывается под козырьком подъезда, после чего в прихожей вопит домофон.

Я несусь к нему, по пути одергивая края джинсовых шорт.

Нажимаю кнопку и вслушиваюсь в трубку до тех пор, пока не слышу удар захлопывания подъездной двери.