Плоды манцинеллы - стр. 16
– Мать бросилась на него, – Майер заломил руки и уставился в бок. – Она рыдала и просила его остановиться, но Ламмерт уже все решил. Он избил нас. Меня и мать. Выбил ей два зуба и чуть не лишил глаза.
– Боже… – выдохнула Марта.
– А потом он ушел. Забил маму до потери сознания, меня отпинал… И просто ушел. Накинул на плечи свое древнее пальто и исчез. Навсегда. Мы его даже не искали. Врач, что ставил маму на ноги, хотел обратиться в полицию, предлагал помощь. Но мать отказалась. Ушел, и ладно, говорила она. Так лучше. Всем.
Себастьян замолчал, смущенно уставившись в сторону, а Марта Бремер смотрела на него, смотрела на человека, рядом с которым провела шесть непростых лет, и пыталась подавить слезы. Прошлое Майера было мрачным, гораздо темнее того, что она могла себе представить.
– А потом, – Бастиан хотел закончить рассказ. Когда начинаешь изливать душу – остановиться непросто. Особенно, если грязь копилась в мыслях на протяжении многих лет. Десятилетий. – Потом Жозеф и проявил свой талант. Когда отец ушел, мама снова начала играть дома.
– Лунная соната? – Майер слабо кивнул. – Помню, ты говорил о ней на интервью.
– Только тогда я не сказал главного. Это была третья часть сонаты, третье действие. Сложное произведение – мать учила его несколько недель. А Жозеф просто сел и…
– Сыграл.
– Сыграл. Гладко и ловко, словно занимался этим всю жизнь. Я бы даже сказал – виртуозно. Мать едва сознание не потеряла, когда он начал.
– Могу представить.
– Нет, – выдохнул Бастиан. – Не можешь. Не можешь, поверь. Говорят, что больных детей любят особенно сильно, но у всего есть предел. Даже у материнской выдержки и терпения. Жозеф был обузой для всех, и мама это знала. Живым мертвецом. Но тогда, в тот самый миг, когда он сел за рояль, мать вновь обрела погибшего сына.
С уходом Ламмерта дела семьи пошли на лад. Иронично, но ревность оказалась обоснованной – Беата продавала щедрому меценату не только свое музыкальное мастерство. С исчезновением мужа пианистки богатей утратил прежнюю скромность.
– Я не виню ее. Никогда не винил – она заботилась о нас так, как могла. К тому же, я был мал и не понимал простых истин, – Майер инстинктивно сжал виски. Головная боль еще не пришла, но близость ее уже ощущалась. Мигрень всегда сопровождала воспоминания, словно тайно хранилась в памяти. – Мама хотела, чтобы отец ушел. Уверен, так и было. Да что скрывать, у меня порой возникало чувство, что весь мир ждал его ухода.
– Мне так жаль, Бастиан.
– А мне нет. Правда. Отец исчез, и все изменилось: у нас стали появляться деньги, в тихом доме зазвучала музыка, постоянный запах алкоголя уходил в прошлое. Покровитель матери замял дело с Нойманном, заплатив семье Конрада приличную сумму. Плюсов явно было больше. Жозеф даже начал говорить. Не сразу, конечно, месяцев через пять, – он горько усмехнулся. – В десять лет он говорил, как годовалый – лишь самые простейшие слова. Но брат быстро учился.