Питомцы апокалипсиса - стр. 10

– Мануэла я! Сколько повторять? – крикнула Мана. – Мануэла Габриэла Орейро Алмейда!

Я как губка всосал часть ее горячности. Мои щеки полыхнули жаром, руки задрожали. Ну, понеслось, мелькнула последняя спокойная мысль, сейчас тоже начну орать. Ну спасибо, Мана.

И заорал:

– А пиццу зачем забрала? Я не Мана и даже не Мануэла, чтобы ковыряться в этой манке!

Юля оторвалась от каши, посмотрела на меня, на кашу, снова на меня.

– Я тоже не Мана, – сказала моя хозяйка.

– И я, – заметил Дарсис.

Мана пнула меня под столом:

– Не манкай тут! – она махнула рукой в сторону. – Хочешь быть таким, как они?

Круглая как оладушки ребятня опустошала свой стол. Рядом с пухляками их стройные хозяева-ананси выглядели тонкими как анорексичные модели в земном ящике.

По правде, я согласен был с Маной. По правде, большинство похищенных детей в Центре так заплыли жиром, что еле ноги передвигали. Проблема в том, что Мана категорически не соглашалась даже на кусок пиццы. А ненасытная губка в моей голове автоматически впитывала ее жаркий дух протеста. И в итоге я был категорически не согласен сам с собой. Словно заболел раздвоением личности, как Горлум.

Я крикнул:

– А что не так с теми детьми?

Толстые ребята услышали, повернулись к нам, а я указал пальцем на самого круглого и закричал:

– Нельзя никого оскорблять за внешность. Это унижает прежде всего тебя самого.

Я кричал:

– Эти парни не виноваты, что их ноги выплывают из сандалий.

Круглые ребята дружно посмотрели на свою обувь, Мана вдруг улыбнулась:

– Серьезно?

Превратить все в фарс, рассмешить Ману – единственный способ успокоить ее. Успокоиться самому.

– Конечно, – сказал я. – Скорее всего, они просто натянули маломерки.

Приток гневного протеста из разума Маны иссяк. Я глубоко задышал, прогоняя из головы остатки бури. Вот всегда Мана при Дарсисе выпендривается. Неужели все латиносы так легко возгораются? Спичек не надо.

Резко раздалось сверху испуганное: «Простите, простите!» Ни одна мысль не успела созреть в голове. Я просто бросился к Юле, прижал ее лицо к груди, закрыл собой.

Меня толкнули в спину, сбив с ног. Успел отпустить Юлю. Мое лицо врезалось в кремовый пирог на столе, в самую середку с толстым слоем ванильного крема.

Липкий крем прилип к щекам и носу. Тугая пружина возмущения выстрелила из меня наружу. Кому еще приспичило гулять по головам?!

Я огляделся. Маленькая темнокожая девочка в белом платьице парила прочь от нашего стола. Крылья из летучего красного камня алели на ее спинке. Девочка держала в воздухе мальчика-ананси, который смеялся, глядя на мое лицо.