Питер. Дневник - стр. 5

–||—

На станции Чкаловская нас встретила Юля и повела в квартиру. Где-то тут же на этой улице жил кто-то ещё из наших тамбовских. Сразу создалось впечатление, что, в общем-то, какая разница, куда приезжать, – везде всё равно свои. Юля открыла домофон (вход с улицы), и мы вошли в парадную (так тут называют подъезд). Лифт был прилеплен к зданию снаружи, со стороны двора, отчего сквозь дверцы пробивался дневной свет, и казалось, что сейчас перед нами откроются ворота в рай, а не в кабину метр на метр. Порциями доехали до последнего этажа (лифт на автоматике отказывался брать лишний вес). Можно было бы дойти пешком – ступеньки низкие, но груз вещей и дорожной усталости обленил нас до уровня коал. Поспать бы сейчас часов двадцать. На лестничной площадке перед входом в коммуналку стояли скамейка и пепельница. Мы с Жуком сразу оценили уют этого места и переглянулись – мол, да, иначе и быть не могло. Квартира состояла из нескольких комнат с жильцами, общей кухни, душевой кабинки и туалета. Наша вписка была в конце длинного коридора, к стене которого были прислонены велосипеды и другие вещи, о которые мы не раз после натыкались в темноте, пытаясь на ощупь пройти к своей двери. Внутри было уютно и убрано. Мы разулись, сняли рюкзаки, Юля заварила чай. Расселись. Нам с Жуком поначалу было неловко, Выпь же этим, кажется, никогда не страдала. Решили, что пойдём прогуляться, а Паяльник с Юлей присоединятся к нам позже. Далеко идти особо не хотелось, но оказалось, что и поблизости есть кое-что интересное. «Камчатка» – так называется место, где Цой работал кочегаром. Дойти до него можно было за 20 минут. Мы взяли пива. Причём стоит упомянуть момент его покупки. Ещё в поезде Умка, которая какое-то время жила в Питере, рассказала нам о таком явлении, как «питерская глухота». Она постоянно недослышивала или недопонимала слова, что было одновременно забавно и странно. «Подождите, приедете в Питер, у вас тоже начнётся», – говорила она. Так вот, определившись, наконец, кто из нас что будет пить, мы пошли на кассу. Первой пробивалась я, у меня был литр «Оболоня» и сигареты. К слову, приступы паники, которые случались со мной в наших тамбовских гипермаркетах, на этот раз меня не беспокоили. Атмосфера была дружелюбной, народу мало, кассир улыбался. Следом шла Жучка. У неё была бутылка вина. Продавец что-то у неё спросил, что я не расслышала. Жук, видимо, тоже, переспросив: «Восемнадцать?» Не дожидаясь ответа кассира, полезла в сумку за паспортом. Кассир кивнул, заулыбался ещё сильнее. Следом шла тоже чем-то развеселившаяся Выпь. С паспортом наголо. Тут уже встряла и я, говорю: «А что же у меня не спросили? Я что, уже так старо выгляжу?» На что кассир уже откровенно начал смеяться, это меня не удивило – я же пошутила, а потом сказал, что все мы трое «подозрительные». В итоге Выпь вытолкала нас из магазина: «Пошли, – говорит, – сейчас я вам поясню». Идёт впереди и смеётся: «Он, – говорит, пытаясь унять смех, – у тебя, Жук, карточку спросил. Карту магазина». Мы же, прижатые суровыми тамбовскими законами, держим паспорт всегда поблизости, готовые тут же подтвердить, что нам есть восемнадцать и нам можно продать алкоголь. Здравствуй, питерская глухота. Ещё, говорит Выпь, если бомжей они называют «неаккуратные», то «подозрительные» у них, видимо, означает *банутые.