Письмо потомкам. Дилогия - стр. 81
– Я в порядке. Всё хорошо.
– Как вам архивы? – спросил вежливо он, гордо поджав губы. – Я их все объединил и разбил по группам.
– Очень удобно, но несколько мало. У вас есть основы, но за пятьсот лет всё могло исказиться давно. К примеру, многие слова утратили своё значение, им на смену пришли новые. По идее, империя насаждала новый единый синтетический язык везде. Жадно искореняя изначальную письменность, религию и другие носители ненужных Единому миру языков.
– А как вы тогда узнали и смогли выучить их, если всё уничтожено?
– Люди не все такие… Крупицы собирались и шлифовались, язык переходил от одного потомка к другому. Становился историей. У таких я и училась, хранителей древнего мира. Но у меня было немного времени. За десять лет в Монастыре я многое выучила, но у меня не было самого главного – живого общения с носителем языка.
– Забавно. Уничтожать и затем собирать остатки… Они же единый народ.
– Если бы они были действительно единым, то вас бы, гемм, не было.
Серафим обиженно замолчал. Я не рассчитала силу и значение фразы. Так получилось, что вылетела она на гарами, и оттого звучала не как обычная шутка. Это звучало как пожелание гибели всем геммам.
– Действительно, хорошо, что вам удался Эвалон и мы теперь в одной семье. Ударил бы, не глядя, будучи помоложе. Или перегрыз горло.
– Я это знаю. Извините мне мою бестактность и грубость.
Библиотекарь и не думал оттаивать, слишком глубока и болезненна была фраза. Понимая, что моё присутствие ему неприятно, я отправилась к себе. Серафим крикнул вслед, а его слова разбивались среди древних книг, записей и стен:
– Я сегодня только на вас зол. Завтра, так и быть, прощу!
В ответ я просто улыбнулась.
***
На кухне было тихо, прибрано и пусто. Наверняка, дети уже поужинали и теперь готовятся ко сну. Шифф, насколько мне было известно, разделен был теперь на две части. Мысленно я назвала их «для припадочных» и «для малявок». Девочек изолировали от остальных, завтра-послезавтра к ним присоединится и Андрей, только найду в себе силы совершить ритуал.
Гремя тарелками в холодильной камере, я нашла свой ужин. Овощи и нежное мясо в соусе. Гарнир был сварен отдельно и, наверняка, Стефана тошнило при мысли, что я это ем.
Так и есть, рис стоял отдельно, с приклеенной запиской «Готовь эту дрянь себе сама! Я больше так не могу»
Я рассмеялась, взглянула наконец на часы. Половина десятого, а я ем впервые за день, не считая фруктов за работой. Зевнула, не спеша накрыла на стол. Было немного непривычно быть одной, особенно после шумных выходных. Ну и ладно.