Писательница в бегах - стр. 21

Около шатра, прежде чем поставить на землю, заглядываю в её

лихорадочно сияющие глаза:

— Ты будешь сегодня моей?

Лилиан закусывает губу, молча улыбаясь.

— Хороший ответ, главное — понятный. Тогда слушай и запоминай! Я хочу целовать тебя ночи напролет. И отныне никто другой не коснётся твоих уст, — провожу большим пальцем по ее губам. — Упрямый рот с этого момента принадлежит только мне.

— Нет, — её рука легким пёрышком касается моего запястья. — Я не верю тебе.

— Я не прошу верить, а ставлю перед фактом. Так что скажи наконец "да".

Лилиан молчит. Провожу языком по её солёным от пота губам, и они впервые приоткрываются без боя. Моя рука соскальзывает на упругую грудь и даже через одежду нащупывает набухшую горошину. Поцелуй дурманит голову. Я овладел бы Лил на берегу, в одном из шалашей, во множестве сооруженных для сегодняшней ночи, но у меня есть мысль получше.

***

Лилиан

— После этих танцев у меня ощущение, что ты побывал во мне… везде. Как семирукий бог! — Голова кружится, будто я спустилась с каруселей.

— Ах, ещё есть силы шутить? Ну что же, продолжим!

Павел жестом подзывает юношу, сидящего на корточках у входа в шатёр, и объясняется с ним на местном наречии. Отдаёт ему смятый красный свиток. Юноша исчезает за пёстрым самотканым пологом и выносит две большие чаши, за ним следует девушка с венками из цветов.

— Кто это? — я ещё не пришла в себя. — Что это?

— Не бери в голову, дорогая, — Павел протягивает мне одну из чаш.

— Это много и по запаху слишком крепко, — деликатно отказываюсь я.

Юноша говорит, беспокойно поглядывая на меня, но Павел делает знак, что всё в порядке.

— Пей, не бойся, — он скрещивает наши руки, собираясь выпить на брудершафт.

— На «ты» мы уже перешли. Это излишне.

— Пей до дна, и не перечь старшим. А не то я тебя отшлёпаю при всех.

Кашляю, поперхнувшись. В глазах Павла написано ясно понимаю, что он так и сделает. Лучше сейчас не спорить. Хитрец первым приканчивает терпкое питьё и смотрит на меня улыбаясь. Нёбо обжигает, но тут же рот заволакивает благостным теплом и жидкость тягуче проливается внутрь. По вкусу напиток напоминает кокосовый ликер, но крепкий, как абсент. Тело делается лёгким, а мысли растворяются как в тумане. Иду до конца. Пусть потом хоть на плече меня домой несёт, сам напросился. Допив, роняю чашу в руки юноше и утыкаюсь Павлу в грудь, не в силах даже мяукнуть. Он разворачивает меня лицом к девушке, и та надевает нам на головы венки. Она втирает нам какую-то пафосную дичь и манит нас за собой в шатёр. Павел тянет меня за ней. Дальнейшее происходит будто во сне. Мы стоим перед разряженным в алые полотнища шаманом, и он гортанно бормочет корявые слова, похожие на проклятья. По сторонам от нас замерли юноша и девушка. Благовония еще больше затмевают разум. Перед глазами плывет, и я пробую сосредоточиться на котле с кипящим варевом багрового цвета. Когда шаман окунает туда длинный острый клинок и берёт меня за запястье, земля уходит из-под ног. С жалобным криком я проваливаюсь в темноту.