ПЕТЛИ. Рассказы - стр. 2
Шли годы. Первыми уехали Анцуты, несмотря на свою фамилию тщательно скрывавшие национальность раньше, они при первых же разрешениях на выезд вдруг обнаружили родственников в Америке. Их светлая, с лепниной комната, предмет вожделения всех в квартире, оказалась опечатанной ЖЭКом и вдруг никем не заселена. Катька, толкая с остервенением перед собой коляску, в которой сидел уже ее внучок, ходила скандалить и в ЖЭК, и в райсовет, и в горсовет. Но без толку. А в горсовете имели наглость ей ответить, что дом в плане на расселение и нечего тут скандалить.
Катька со злым, раскрасневшимся лицом орала на кухне, где она видит эту квартиру, этот дом и это расселение. Но вдруг спустя неделю к ним пришла комиссия, а еще спустя две или три, потому что такое делать надо не спеша, начался сам процесс. Предлагались, конечно, не только ордера, но и переезд во временное жилье до конца реконструкции. А временное жилье – общага на Троещине с бомжами и уголовниками, как говорила Евгения Аркадьевна, округляя глаза, и было понятно, что Троещина страшнее для нее лично всех бомжей и уголовников. Потому она взяла свой ордер на однокомнатную квартиру на Русановке, хотя это было бесчеловечно и жестоко – ее, коренную киевлянку, отправлять на Левый берег, почти в Черниговскую губернию, но вариантов было немного: или на Русановке, но из окон видны Родина-мать и Печерская лавра, или на Оболонь, где круглый год дует песчаный ветер и живут одни жлобы. Катька заржала в ответ на это: «а нам Жлоболонь как раз очень подходит» и забрала два ордера – на двушку для семьи дочки и трешку для себя, благо старшему сыну еще семнадцать, и он пока их семья. Сосед из НИИ, уже дряхлый, практически немощный старик, попал в дом престарелых, несмотря на все его сопротивление. И остались Верины родственники одни в квартире. Потому что дед ее, метростроевец, проявил ослиное упрямство, аргументов жены не слушал, ордер на отличную квартиру на Соломенке брать отказался и вдруг заявил, что будут они возвращаться сюда, а пока едут во временный фонд, хоть на Троещину, хоть на ДВРЗ.
Жизнь во временном фонде была не сахар, бабка попрекала мужа, но тот стоял как скала. За время их скитаний Верин отец женился, жену сумели прописать, и вернулись в квартиру на Ярослав Вал все вместе, еще и с Верой в животе. Дом сильно изменился, да и квартира тоже. Внутри все было перепланировано, как, наверное, было изначально по задумке архитектора. Это стала большая четырехкомнатная квартира, которая им вроде бы уже и не полагалась, но срочно выписанная на время из Каменца-Подольского Верина прабабка спасла положение. Комната Анцутов стала залой, как говорили дед с бабкой, перегородки не стало, и бывшее когда-то двумя комнатами стало одной спальней молодых, а комнаты, в которых жила Верина семья, из проходных стали отдельными. Комната Евгении Аркадьевны исчезла, часть ее добавилась к комнате тети Люды, а часть стала просто коридором.