ПЕТЛИ. Рассказы - стр. 4
И вот тетя Люда, объявила, что раз у нее и Павлик, и Анюта, и Пал Петрович, ее муж, то пусть решает что-то брат Витька с женой и одним ребенком, и решает побыстрее, потому что она, Людмила, уже устала. Неожиданно вмешался дед – заслуженный метростроевец и ветеран труда. Он молча все эти годы наблюдал за круговоротом мужей и детей в этой квартире и выходил только в залу, потому что пищу на кухне принимать не желал. Дед стукнул кулаком по столу и велел тете Люде замолчать. Потом надел свой коричневый костюм с медалями за рытье метро и куда-то ушел. Это были последние советские дни, и дед-метростроевец еще мог куда-то пойти. Все решили, что дед пошел на Крещатик, в Киевсовет, но дед каким-то глубинным, метростроевским чутьем понял, что Киевсовет уже в такие дни не поможет, и пошел сразу к Щербицкому. Попал он на прием или нет, к Щербицкому или кому-то другому, неизвестно, но несмотря на эту неизвестность, тетя Люда с мужем и детьми вскоре съехала в, наверное, одну из последних полученных бесплатно в городе квартир на Харьковском массиве. Конечно, тетя сопротивлялась и кричала, что пусть Витька со своими валит, ишь чего удумали, ее отправлять куда-то под мусоросжигающий завод, но дед снял с книжки все накопленные их с бабой за всю жизнь деньги, оставив на похороны только две тысячи, и отдал ей, и нанятая машина с кузовом, набитым выше бортов всем, что тетя Люда смогла найти в квартире и что показалось ей нужным, укатила ее семью на озере Вырлица.
Первой умерла баба Надя. Она толком не болела, была самая крепкая из соседок, те то с давлением лежат, то в поликлинике в очередях сидят, а баба Надя с утра бегом на трамвай и на рынок, а что, не на Бессарабку же ходить. С Житнего рынка только приехала, только бульон варить поставила, а уже клич прошел, что в Центральном гастрономе кур выбросили. Баба Надя газ прикрутила, сумку схватила и туда. Вернулась, пока обед, пока постирала, уже и вечер. Даже перед телевизором без дела не сидела – то вязала, то носки штопала. Так и умерла в делах. Пришла с рынка и упала с сумками в коридоре. Дед из комнаты кричал: «Что за шум, жена?! Поди посмотри!», а посмотреть было уже некому. В обед вылез в зал, а стол не накрыт, тогда и нашел бабу Надю. Хорошо, что Вера пришла из школы, когда уже дед и сыну, и невестке на работу позвонил. Если бы Вера сама наткнулась на тело бабушки в коридоре, то не забыла бы это зрелище никогда. А так она всегда ее помнила живой, потому что в гробу баба Надя не была на себя похожа, а еще шел дождь, когда ее хоронили, и зачем-то накрыли ей лицо платком, оттого Вере совершенно легко было поверить самой себе, что в гробу не ее баба Надя, а просто тело. Хоронили на Лесном кладбище, везли через весь город. На Байковом уже только подзахоранивали, и то к своим или выдающихся, но вдруг на поминках захмелевший дед объявил, чтобы вот его на Байковом похоронили, как почетного метростроевца. Верина мать открыла было рот возразить, что на Лесном место куплено в семейном секторе, но отец молча положил ей руку на колено, и она замолчала, ничего не сказав.