Песок и Пепел: Клятва Раба - стр. 8
Он взял лопату и пошел за Кривым обратно к ямам. Ярмо Даркелей легло на его шею тяжелее железного ошейника. Но где-то в глубине, под слоем грязи и ярости, зрело решение. Он не сломается. Как эти другие. Он выживет. А потом… Потом он разберется и с Гротом, и с мальчишкой-графом. И доберется до ледяной принцессы в ее ветхом замке. Любой ценой.
Глава 3: Грязь Подножия
Время в поместье Даркелей текло, как густая, зараженная грязь из выгребных ям – медленно, липко и отравляюще. Дни сливались в однообразный кошмар. Рассвет – грубый окрик Борка, ледяная вода из колодца, чтобы смыть с лица хотя бы верхний слой грязи, черствая пайка хлеба, пропитанная запахом немытых рук и отчаяния. Затем – работа. Бесконечная, калечащая душу работа.
Лёху редко возвращали к ямам после первого дня. Грот, словно испытывая его, бросал на разные задания: таскать камни для полуразрушенной ограды, копать канавы на болотистом поле, где вода сочилась в сапоги, превращая ноги в мокрую, зудящую массу, чистить конюшни, где вонь аммиака резала глаза, а здоровенные кони норовили лягнуть или укусить. Надсмотрщики с плетьми были неотъемлемой частью пейзажа. Удары сыпались за малейшую провинность: замешкался, споткнулся, не так посмотрел. Плеть Грота с свинцовым набалдашником оставила на плече Лёхи багрово-синюю полосу, которая ныла при каждом движении.
Казарма стала его ночным адом. Холод проникал сквозь тонкую солому. Крысы бегали по ногам, их писк и шуршание сливались с храпом, кашлем и стонами рабов. Марк, его сосед по нарам внизу, стал его циничным гидом по этому аду.
«Видишь вон того?» – кивнул Марк однажды вечером на костлявого, вечно дрожащего мужчину в углу. – «Славик. Был конюхом у прежнего графа. Поймали, как воровал овес для больной дочери. Дочь сгинула в лихорадке, ему руки на наковальне раздробили. Теперь таскает воду. До первой зимы не протянет.»
«А та?» – Лёха едва заметно кивнул на женщину лет сорока с пустым взглядом, беззвучно шевелящую губами в темноте.
«Марта. Из деревни. Муж ее на охоте графской подстрелил – спутали с кабаном. Ее с детьми сюда. Дети… не выжили. Она – вот. Ни ума, ни памяти. Место занимает.» Марк сплюнул. «Таких тут много. Гнилье. Скоро и мы…»
Лёха молчал. Его собственная ярость, поначалу кипящая, начала трансформироваться. Не гаснуть, нет. Она затвердевала, как грязь на сапогах, превращаясь в холодную, расчетливую решимость. Выжить. Выжить любой ценой. И чтобы выжить здесь, нужно было стать частью этой гнили? Нет. Нужно было стать сильнее гнили. Использовать ее. Он наблюдал. За надсмотрщиками. За Гротом. За редкими появлениями Артура. За тем, как другие рабы боролись за крохи.