Песок и Пепел: Клятва Раба - стр. 7
Молодой человек. Лет девятнадцати-двадцати. Одет в темно-синий, местами вытертый камзол, слишком широкий на его худощавом теле, и черные брюки, заправленные в сапоги, которые явно требовали починки. Лицо… Ничего героического. Никакой силы. Черты приятные, даже мягкие, но бледные, с тенью неуверенности или усталости вокруг глаз. Темные волосы были небрежно откинуты со лба. Он нервно теребил перчатку, которую держал в руке. Это был Артур фон Даркель. Граф. Владелец всего этого запустения. И Лёхи.
Артур оглядел двор. Его взгляд скользнул по рабам, как по мебели, без интереса. Он что-то сказал Гроту, подошедшему к нему с низким поклоном, но слишком тихо, чтобы расслышать. Грот кивал, указывая куда-то рукой. Артур слушал, но его взгляд блуждал, будто он думал о чем-то другом. О чем мог думать этот мальчишка? О долгах? О столичных балах, на которых ему не место? О том, как он не справляется?
И вдруг Артур посмотрел прямо на группу рабов у колодца. Его взгляд на мгновение задержался на Лёхе. Возможно, привлекла его новая, чуть менее изможденная фигура, или просто слой свежей грязи. Лёха не отвел глаз. Он смотрел на этого юношу, который был его хозяином, его богом в этом крошечном аду. И в глазах Лёхи не было страха. Была холодная оценка. И презрение. Глубокое, жгучее презрение к этой слабости, облаченной в бархат.
Артур, поймав этот взгляд, смутился. Он резко отвел глаза, будто его укололи. Его бледные щеки слегка окрасились румянцем – от гнева? От стыда? Он что-то резко сказал Гроту, голос его на мгновение сорвался в более высокий регистр. Затем он резко развернулся и почти побежал обратно к дверям замка, поправляя неудобный камзол.
«Ну что, новенький, понравился наш милый графчик?» – прошипел Марк, сидевший рядом. Он видел этот взгляд. «Птенчик неоперившийся. Боится собственной тени. И нас, падаль, боится. Вот Грот его и держит. А Грот… Грот знает, как с нами обращаться.»
Грот подошел к ним, его каменное лицо было непроницаемо, но в глазах светился холодный огонек. Он остановился перед Лёхой.
«Граф обратил на тебя внимание, мразь,» – произнес он тихо, но так, что слышали ближайшие рабы. – «Не понравилось ему, как ты смотришь. Запомни: здесь ты – грязь под ногами. Даже думать о господах – дерзость. А уж смотреть…» Он не закончил. Его рука мелькнула. Плеть с короткой рукоятью и свинцовым набалдашником на конце ударила Лёху по плечу. Боль, острая и жгучая, пронзила тело. Лёха стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. «Вот тебе урок вежливости. На работу! Быстро!»
Боль горела на плече, смешиваясь с болью в руках, в спине, с унижением. Лёха поднялся. Он поднял взгляд на окно. На ее окно. Оно было по-прежнему пустым. Элина. Холодная, недосягаемая, как ледяная статуя. Она была частью этого мира господ. Частью системы, которая превратила его в говночерпателя. Но почему-то мысль о ней не вызывала такого же яростного презрения, как вид ее братца. Наоборот. Она была вызовом. Целью. Абсурдной, невозможной, но единственной искрой в этом мраке, которая не была связана с болью, грязью или голодом. Искрой, которую хотелось схватить, даже если она обожжет дотла.