ПЕС - стр. 18
Майор, в теле художника, подошел к зеркалу и придирчиво разглядывал отражение. Гайанский, чувствуя неладное, поспешил спросить:
– Зачем?
– Что? – оторвавшись от отражения, переспросил Шах. – А сам как думаешь? То-то. Сейчас я – это ты. Выгляжу как ты, говорю как ты, двигаюсь. Повторяю, сделаю все, верну тебе твое малахольное тело в целости и сохранности. Да, – задумчиво сказал майор, оглядывая тело, – жаль, что выбирать нельзя.
– А меня, почему не спросили? – запротестовал художник. – У меня же своя жизнь, планы, работа, наконец. Я – против!
– Ну, брат, тут ничего не поделаешь, у всех работа. А то, что ты против … Задание важнее твоих этих, как их, желаний, – майор в теле учителя, пригладил волосы, потом раздраженно потеребил их. – Ладно, товарищ, не дрейфь. Сделаем все в лучшем виде …
– Нет, уж позвольте, – задыхался от возмущения Гайанский, – я не давал своего согласия. Это насилие, это произвол. Беспредел!
Майор предостерегающе поднял руку:
– Спокойно. Не трать нервы. Все равно ничего не изменишь. Обычно Тимофей поблизости. А когда он рядом, в зеркале все видно. Ну как в кино, моими глазами видишь, что происходит.
– А я? – растерянно спросил учитель. – Что мне делать?
– Ничего. Смотри, наблюдай. Отдыхай. Кстати, я тебе экскурсию обещал.
Глава 3
Наступило утро. В зеркале над умывальником Гайанский видел пасмурный рассвет. Шах, по-видимому, стоял в холле, на первом этаже школы и наслаждался свежим весенним утром. После недолгого блуждания по катакомбам, учителю стало ясно: эти подвалы охватывали как минимум квартал между художественной школой и зданием МВД. Масштабно. И в подземных коридорах, и в кабинетах горел тусклый свет. Подземная инфраструктура впечатлила учителя. Кроме лабиринта тюремных камер здесь были допросная, казарма, архив. Даже красный уголок. И расстрельная комната.
– В этой комнате еще в тридцатых мочили контру. Знаешь, почему говорят «мочить»? Потому, что жмуров замачивают в ваннах с известью. Видишь? Вот они, – Шах показал на ряд эмалированных кадушек, удобно расположенных под стеной в смежной, с расстрельной, комнатой. – Тут в расход пускали, тут мочили. Через тройку дней в извести жмурик становится как холодец. Затем в канализацию.
Гайанский инстинктивно отступил от экрана зеркала. Какой ужас? И над всем этим он много лет учил детей красоте?
Экскурсию Птаха закончил у глухой железной двери, в дальней комнате с несколькими рабочими столами, по всей видимости, кабинетом следователей.
– Там мое задание, – он указал пальцем на дверь. – Там засела эта гнида.