Первая жена Кощея - стр. 30
- Надо возвращаться, скоро стемнеет.
- Надо, - ответил Кощей, не двигаясь с места.
Марья не слышала ничего, кроме стука своего сердца, и не видела ничего, кроме его лица. И вдруг все ее страхи показались такими нелепыми. Что будет потом – это будет потом. А сейчас…
Она вдохнула поглубже и сделала шаг вперед. Навстречу. Отдавая себя без остатка, тая под его руками и губами, словно кусок льда под весенним солнцем. Оплетая собою, как плетьми белого вьюна. Растворяясь в сладкой боли и невыносимом блаженстве. Шепча все те слова, которые копились так долго, и слыша в ответ горячечное: «люблю… моя…»
Налетел ветер с озера, и Марья вздрогнула: одежда промокла от ночной росы. Звезды и старый месяц смотрелись в зеркало воды. Где-то натужно стонала сова.
- Уже ночь, - удивленно сказала она, крепче прижавшись к Кощею.
Он поднялся, подал ей руку.
- Нам ли с тобой бояться ночи? Пойдем, Марьюшка.
Она была так счастлива, что для тяжких мыслей места просто не оставалось. Видеть Кощея, разговаривать с ним, касаться, будто случайно – все то, что еще недавно приносило такую муку, теперь обернулось радостью, горячей, как летнее солнце. И все это было лишь обещанием того, что ночью, когда домашние заснут, они тайком и порознь выскользнут из дома, встретятся на опушке и до рассвета не разомкнут объятий, наслаждаясь друг другом.
Как же сладко и дурманно было отдавать себя поцелуям и жарким ласкам, сливаясь воедино, как кружилась голова – от запаха трав и цветов, от слов, проникающих в самое сердце, от звездного света в глазах Кощея.
Днем, на людях, они старались держаться равнодушно, но вряд ли кого-то удалось обмануть. Поджимала недовольно губы Рада, вздыхала Любава, кривился от бешенства Княжич. И только отец прятал в бороде улыбку, хотя по лицу порою пробегала тревога.
Но лето промелькнуло взблеском молнии, зарядили осенние дожди, побыть вдвоем удавалось, разве что спрятавшись на сеновале. И все тяжелее становилось на сердце у Марьи, потому что не получалось уже не думать о будущем.
- Ты скажешь ему, Марьюшка? – спросил как-то вечером отец, когда сидела она в своей светелке за прялкой.
- Не знаю, батюшка, - вздохнула она. – Не сказать – обмануть. Сказать… не знаю, как. Да и Марена… все жду, что придет, подскажет, как быть.
Заканчивались работы на полях, подошло время осенних свадеб. Как-то раз, оставшись вдвоем в чулане, Марья с Кощеем раскладывали высушенные травы, и он спросил, взяв ее за руку:
- Пойдешь за меня, Марьюшка? Отец твой говорил, что отдаст, если ты согласишься. Хочу быть с тобой всегда, до самой смерти.