Паломник. Страницы европейской поэзии XIV – XX веков - стр. 47

         Ты землю превратил в железо, небо – в медь.

         Кровавой жертвой стать придётся христианам,

         Чтоб искупить грехи, свершённые тираном,

         Тут власть имущие нахмурили чело,

         Докучны стоны им, ведь столько полегло.

         Так встарь Домициан^>*, пристрастный к легионам,

         Несмелых приучал к слезам и тяжким стонам,

         Чтоб жалость в них убить, чтоб видели они

Лишь очи кесаря, их грозные огни.

                Так и король наш Карл огнём очей надменных

         Старался заглушить укоры принцев пленных^>*,

         Надежду в них убить: пускай они узрят,

         Что чужд раскаянию тот, чей грозен взгляд.

^>1005 Пред взором пленников король, лихой сначала,

         Утратил гордый вид, надменности не стало,

         Когда семь дней спустя, сорвавшись с ложа вдруг,

         Он криком разбудил своих дворцовых слуг:

         Полночный ветер выл, в нём стон стоял, и крики

^>1010 Незаглушимые терзали слух владыке,

         Потом ещё три дня, как в роковые дни,

         Не стихнут голоса коварные резни,

         Усилить он велел ненужную охрану:

         Вновь отголоски те мерещатся тирану,

^>1015 Двенадцать злых ночей дрожит он напролёт,

         И все вокруг дрожат, он спать им не даёт,

         И среди бела дня он мечется нередко:

         Над Лувром вороньё, и вся черна беседка^>*.

                Вновь королева-мать творит свои дела,

^>1020 Супруга нежная от страха обмерла^>*,

         Нечистой совестью всю ночь король терзаем,

         До смерти будет он гоним истошным лаем,

         А днем шипеньем змей; душа его дрожит

         И от самой себя в беспамятстве бежит.

                Ты принц, мой пленный принц^>*, свидетель

                                                                                                этой были,

         Твои рассказы нам немало бы открыли.

         Собрав застолие, теперь узреть бы тут,

         Как волосы твои от ужаса встают,

         И если эти дни ты позабыл так скоро,

^>1030 Не забывает Бог ни славы, ни позора^>*.

                В ту пору человек не человеком был,

         Скорее, это знак разгульных тёмных сил,

         Ведь он в глазах отца, скорбящего о сыне,

         Не смел существовать, немела мать в кручине,

^>1035 Когда на смерть влекли её родную плоть.

         О эта боль без слов, не приведи, Господь!

         Порой преследует умелый соглядатай

         Того, кто без примет и с виду простоватый,

         Подслушивает шпик повсюду неспроста:

^>1040 Вдруг тайну выдадут какие-то уста.

         Иной в большом стогу не спрятался от смерти,

         И это видела одна луна, поверьте,