Падение в небо - стр. 24
Когда вернулся к ребёнку, я не знал, что мне делать с ним, как подступиться, как смотреть. Как можно полюбить того, кто всегда будет напоминать мне о потере моей родственной души?
– Хотя бы возьми его на руки! – недовольно закатила глаза тётушка, подогревая для ребёнка козье молоко.
– Я не могу! – честно признался я. – Каждый его крик напоминает мне о том, что она пожертвовала собой ради него…
– И ты хочешь, чтобы её жертва была напрасной? – упрекнула меня Лула. – Он совсем один!
– Я не могу любить его! – прорычал я.
– Какой же ты болван! – фыркнула она, отталкивая меня и проходя в комнату, из которой был слышен плач.
Я подошёл к двери и заглянул туда. Лула баюкала ребёнка, прижимая к груди.
«Вероятно, у него болит животик, ведь вместо лёгкого молока матери ему подсовывают тяжёлое молоко козы! – Я читал её мысли. – А его папаша не может прижать его и дать понять, что он любим…»
Я прикрыл глаза и вздохнул:
– Дайте его мне!
– То-то же, – проворчала она, передавая ребёнка мне. – И придумай ему уже имя!
Впервые за трое суток я взглянул на своего сына. Он был таким крохотным… Почему же у Айрин был такой огромный живот? Я подумал об Айрин, и моё сердце сжалось. Точнее, то, что осталось от моего взорвавшегося сердца.
– Видишь, он перестал плакать… – прошептала Лула.
– Что мне с ним делать?
– Что же?! – фыркнула тётушка. – Любить и заботиться.
– Он такой крошечный…
– Недохоженый, – пожала плечами она.
– Они вообще выживают?
– Вот что за язык! – закатила глаза она. – В любви и заботе выживают!
– Я любил её! Почему Всевышний забрал её, а его оставил?
Тётушка Лула выхватила ребёнка у меня из рук и прошипела:
– Болван!
Малыш снова заплакал.
Я закрыл уши ладонями, чтобы не слышать его крик. Если бы я знал в эту минуту, что сам оттолкнул свой шанс на искупление, я бы переубедил себя. Вот только моя интуиция как будто была оглушена болью.
Плач ребёнка затих. В моём подсознании вспыхнули последние слова Айрин: пообещай, что никогда не оставишь нашего малыша…
Я вбежал в комнату, куда ушла тётушка с ребёнком.
– Всевышний услышал тебя! – она вытерла сбежавшую по щеке слезу.
– Что… что случилось?
– Я покормила его и отвернулась, оставив его в люльке…
– И? – я затаил дыхание.
Лула молчала, потом я прочёл в её мыслях: «Он перевернулся на животик, отрыгнул и захлебнулся».
Всевышний услышал меня, и в ту самую минуту, когда я понял и принял, что этот ребёнок – мой шанс на искупление, когда я уже решил, как назову сына, – забрал его.
У меня уже не осталось сил на страдания. Я пришёл в то место, где Айрин рисовала.