Отправляемся в полдень - стр. 37

Подчёркивает стройность.

На путь пролегает через благоухающий сад к хорошенькому двухэтажному домику.

Мой провожатый останавливается недалеко от крыльца и замирает в полупоклоне.

Я тоже кланяюсь в ответ, потому что не знаю, как должна отвечать ему.

Он улыбается снисходительно:

— Впредь не стоит этого делать, вы леди, светлая по рождению, а не чернь.

— Хорошо, — растеряно бормочу и боюсь поднять взгляд. Кажется, облажалась. Щёки заливает горячей волной.

— Бэзил Уэнберри, инспектор-дракон Пресветлой S.A.L.I.G.I.A, к вашим услугам, — представляется он. — Здесь о вас позаботятся, но я буду присматривать за вами, пока идёт следствие по вашему делу. Постарайтесь больше не нарушать интердикты.

— А как же это? — показываю ему свиток Великого Охранителя.

По стройной фигуре инспектора-дракона пробегает трепет.

— Это — лицензия. С нею вы не нарушаете. Но есть ещё шесть запретов. Помните их.

Он снова кланяется и… взмывает вверх. Ещё мгновенье — и громадная крылатая тень на несколько секунд закрывает мне небо.

Провожаю его и думаю, что ещё долго буду помнить и зубастых рогатых ангелов.

И бога, который оставляет алые следы на облаках.

10. ГУДОК ПЯТЫЙ

Но скоро — не до ангелов, потому что Петрович!

Пришёл!

Машет на нас руками: типа, дуйте отсюда скорей, и по сторонам зырь-зырь. Кого-то пасёт.

Пофиг. Должна.

Прыгаю ему на шею и скулю:

— Петрович, родимый, лихом не поминай!

— Тише-тише, малохольненькая моя, — хлопает по спине. — Давай скорее. Ноги в руки и мотайте отсель. Кашалоты вернулись. Распекли их. Злющие!

— И ты один! Против кашалотов!

Не позволю! У меня на этих проглот давний зуб. А за Петровича-то рвать буду. Вспомню всё, чему Гиль учил. В конце концов, всегда можно добить сидухой!

— Извини, толстый, — говорю. — Эта война — моя.

А они гогочут: и толстый и Петрович.

— Давай отсель, воительница. Справлюсь как-нить, не привыкать старому.

И толкает от себя легко. К толстому. Типа, забирай, уводи.

— Шумских-то тебя приметил. Мечется там, как тигр в клетке. Твердит: какой экземпляр! Не собирался он тебя отпускать. Так что — мотай, малохольненькая. Радуйся, что друзья есть…

Последнее уже едва слышу, потому что запирает за нами дверь. И тут толстый сильнее жмёт мою руку и к колымаге тащит.

Эта — ого-го! Не такая, как та, на которой везли. Лоснится вся, что спелый баклажан, такая же длинная и округлая. Красота!

— Дамы вперёд, — вежливо говорит толстый.

Я-то дама, гы. Но в нутро колымаги лезу.

Ух! Как тут классно! Тепло. Сажусь, и кресло будто обнимает. Так бы и жил.

Мой спаситель, пыхтя, плюхается рядом. И к нам, с переднего сидения оборачивается парень. Ничё такой, только зеньки шалые, горят. И патлы дыборем, белые.