Отец лучшей подруги - стр. 59
Где у него вообще изнанка? А начало у галстуков с узкой стороны или широкой? Да какое вообще начало?...
Платон любезно раздвигает для меня ноги, чтобы я подошла ближе.
Облизнув пересохшие губы, распрямляю ворот рубашки.
— По-моему, сорочку нужно застегнуть.
— И без тебя знаю, — огрызаюсь.
Берусь за последнюю пуговицу и застегиваю. Аккуратно, чтобы не коснуться даже случайно его шеи или подбородка.
Платон побрился. От него так приятно пахнет одеколоном, мылом и свежестью, а мне сейчас так не хватает под футболкой трусиков, не говоря уже о мозгах и нормальной одежде.
Теперь галстук.
Пропускаю его под твердым воротом и берусь за оба конца, судорожно соображая, как из него сотворить хоть какой-то узел.
И тут Платон касается моих голых ног.
Гладит чувствительную кожу под коленками, поднимаясь все выше. Забирается под края длинной футболки и поглаживает мои бедра, чуть ниже ягодиц.
Я остаюсь на ногах только благодаря тому, что держусь за его галстук, как за вожжи. Измученная томительной лаской, я только и могу что выдохнуть:
— Что ты делаешь?...
Его пальцы уже выше, он то оглаживает округлости моей задницы, то чувствительно сжимает. Большими пальцами при этом Платон оглаживает бедра спереди, не касаясь меня там, где я снова хочу ощутить его руки больше всего на свете.
— Пытаюсь понять, в какую игру ты играешь. То ты бросаешься на меня с голодным взглядом, то уверяешь окружающих, что по уши влюблена в другого. То флиртуешь с другим, то забираешься ко мне в постель голая. А теперь еще и ревнуешь. Или мне показалось? Я уже голову сломал над твоим поведением, Лея. Но самое главное, что я до сих пор не могу понять, это почему ты так смотрела на меня в аэропорту?
— Как так? — произношу едва слышно.
Не могу удержать на нем свой фокус. Мои глаза закатываются, ведь в тот же момент обеими руками Платон все-таки касается меня между ног.
Самым первым прикосновением он катапультирует меня едва ли не в космос. Мне не нужна прелюдия. Со вчерашнего дня я готова вспыхнуть от малейшей искры.
Его ласка становится бесстыдно быстрой, откровенной, и ее цель подарить мне наконец-то ускользающее наслаждение. Цепляюсь за его плечи. Галстук из моих ослабевших пальцев соскальзывает на пол.
Мое тело объято пожаром.
Я шире раздвигаю для него ноги, позволяя пальцам глубже погружаться в мое тело, доставляя то неземное удовольствие, которое возможно только с ним.
По телу пробегает дрожь, а дыхание замирает…
Но где-то в пиджаке Платона звенит телефон.
Чертыхнувшись, Платон отпускает меня и кое-как достает телефон.
— Это твоя мама, — произносит он, глядя на экран.