Отец лучшей подруги - стр. 57
Впихиваю в себя оладушек. Махом. Святотатство, конечно, такие оладьи, не распробовав есть, но что поделаешь?
Пожимаю плечами, не видела, мол, ничего не слышала. Никаких женщин рядом с ним не было.
— Чего такие невеселые? Костя опять соду вместо сахара насыпал?
Платон занимает свое место за столом, а хмурый Костя сразу же подвигает ему кофейник, варенье и пиалу с оладьями. Отточенным семейным жестом.
— Всего один раз было, будет вам вспоминать. Я тогда две ночи не спал из-за коликов. Я не то, что соду от сахара, я чуть комнаты не перепутал и в вашей спальне чуть не лег.
— Ну такое с каждым может случиться, правда, Лея? — прижигает меня зеленым взглядом Платон.
Он хорошо выглядит. Цвет лица ровный, глаза блестящие, на губах улыбка. Никаких признаков неполадок с сердцем.
На широких плечах новый пиджак, цвета мокрого асфальта. Верхние пуговицы сорочки по-семейному расстегнуты, а на сгибе локтя два галстука.
— Какой выбрать? — перехватывает мой взгляд Платон.
— Вот ты папа даже галстук себе выбрать сам не можешь! — вспыхивает Юля. Она допивает кофе, берет сына и уходит.
— Чего это она? — не понимает Платон. — Опять не спали ночью? Переходите уже на бутылочки, говорил я вам? Не наедается Егор, жить вам не дает, взяли бутылку и скормили. И ничего вреда от смеси не будет. Вон какая Юля выросла! И ничего!
Понимаю, что стала свидетелем давнишнего неразрешенного спора. Упрямая Юля продолжает кормить сына грудью, но его аппетиты растут, а ее жизнь меняется.
Слушать отца она не хочет, а он еще и масла в огонь своими галстуками подливает. Не заговори она о переезде, то и не стригерили бы ее эти галстуки… А так…
Костя тоже подхватывает свой кофе и идет следом за женой.
Мы с Платоном остаемся одни.
14. Глава 14. Галстуки
— Часто у них ночные посиделки?
Платон пожимает плечами.
— Не знаю. У них маленький ребенок, разве может быть иначе?
— Но им же нужно высыпаться! Ты что, совсем не помогаешь с внуком?
Увлеченно проглатывает один оладушек за другим.
— И все-таки, Платон.
— Я свои ночные бдения отсидел, когда Юля была маленькая.
— То есть, ты им не помогаешь.
— А что я могу? — разозлился. — Она еще кормит грудью, а Егор не успокаивается ни у кого, кроме как у нее на руках. Песенки, тетешки, стишки — все до задницы, когда ему нужна мать!
— А ей нужен балет…
— Что ты сказала? — хмуро уставился на меня.
— Ты слышал.
— Какой еще балет? У нее маленький ребенок, семья!
То есть, все еще хуже, чем я себе представляла. Платон даже не понимает, что балет из жизни Юли не исчез навсегда, она только поставила карьеру на паузу.