От Зарубежья до Москвы. Народно-Трудовой Союз (НТС) в воспоминаниях и документах. 1924‒2014 - стр. 64
Итак, я дал Виктору Михайловичу своё согласие. Поздней весной 1939 г. мы с Мишей Никоненко сели в международный экспресс и направились в Польшу. Проезжали через нацистскую Германию. Немцы, наши спутники, были с нами любезны и старались нас развлекать, хотя мы почти ни слова по-немецки тогда ещё не понимали. Помню, когда поезд проходил среди гор между Зальцбургом и Мюнхеном, все пассажиры в одном месте повставали с мест и напряжённо, в бинокли и без, смотрели куда-то вдаль. Мы спросили, в чём дело, и нам, с благоговением и влажными глазами, объяснили: шлосс. (Гитлер-шлосс – Берхтесгаден, так мы первый раз услышали название этого чёртового замка.)
Приехали в Мюнхен к вечеру. Поразила тишина на главном вокзале. Десятки поездов, десятки перронов, быстро двигающаяся толпа пассажиров – а тихо. В чём дело? Я даже подумал, не умерло ли какое-то высокочтимое лицо. Потом, уже живя в Германии, привык. В Белграде на главной станции, да и везде в Югославии, все кричат: и взрослые, и дети, и селяки, и их куры, и петухи в мешках – во всё горло. А здесь дисциплина цивилизации.
В Мюнхене пересадка, ждать поезда на Берлин два часа. Пошли, по совету Михаила Александровича Георгиевского[17], в простой, но сытный ресторан «Ашингер» вблизи вокзала. Сидели среди музыкантов духового оркестра, только что пришедших с парада. Все дебёлые баварцы, краснолицые и голосистые.
В Берлин приехали на следующий день в полдень. Наши спутники, муж с женой, были столь любезны, что, потратив собственное время, отвезли нас с «Анхальтербанхоф» подземкой на станцию «Цоологишергартен», откуда мы поехали дальше в Варшаву. Поезд свободный, чистый и комфортабельный, от чего мы на Балканах уже отвыкли. Вспомнился блистательный экспресс «Петроград – Феодосия» с гигантским паровозом Сормовского завода, чистым, как игрушка, с высоченными красными колёсами и медными частями, сияющими, как золото. А просторный харьковский вокзальный ресторан! Кельнеры в чёрных костюмах и белых перчатках, белоснежные скатерти и пальмы. На перроне ветерок веет, запах мазута. Всё это было, помню, ещё в 1916 г., и всё это ушло, кроме запаха мазута…
Но вернёмся в год 1939-й. Мы с Мишей смотрели в окно на аккуратные поля, на игрушечные хутора и леса, а наши спутники с интересом наблюдали за нами и огромными Мишиными кулаками. К вечеру прибыли в Варшаву, на Двожец Глувны, усталые и слегка обалделые от путешествия. Пошли искать телефон, чтобы позвонить Жоржу – Георгию Сергеевичу Околовичу[18]. На наше счастье, он сразу отозвался; приехал, осмотрел нас и отвёз в гостиницу; там мы прожили два дня. За это время он нашёл нам меблированные комнаты. Я получил очень хорошую комнату напротив Политехникума на улице Пульна.