От Зарубежья до Москвы. Народно-Трудовой Союз (НТС) в воспоминаниях и документах. 1924‒2014 - стр. 44

В связи с этим упомяну об одном деле. Среди караульных нашёлся один, который оказал нам помощь. Узнав мой адрес, он явился к моей матери и предложил ей переправлять нам передачи (официально они не допускались) и записки от неё нам и обратно. Когда мать спросила, почему он решил помогать людям, которых считает врагами, он совершенно откровенно ответил: «Сегодня власть наша, а завтра, может быть, она будет ваша. Если я сегодня помогу вам, то завтра вы поможете мне». Его предвидение сбылось. Когда через несколько месяцев я был уже в Добровольческой армии и находился в Тирасполе, меня вызвали в комендатуру и спросили, знаю ли я такого-то и что могу о нём сказать. Оказалось, я должен дать сведения о том самом конвоире-еврее, который оказывал нам помощь. Подтвердив, что он действительно работал в ЧК, я дал о нём самый лучший отзыв, и, как стало мне известно позже, он был освобождён.

От неминуемой смерти моего отца и меня спас сын нашего соседа Митя. Он собрал более ста подписей видных евреев, которые утверждали, что ни мой отец, ни я не только никогда не были врагами евреев, но были всегда их друзьями. Получив это заявление, следователь на другой же день нас освободил. Таким же приблизительно образом удалось освободиться и моим друзьям.

10 августа 1919 г. Добровольческая армия освободила Одессу, и наша тройка вступила в её ряды. Старший из нас, Алёша, поступил в какую-то воинскую часть, и мы потеряли его из виду; мы же с Виктором держались вместе – служили в одном полку. В конце года я был ранен и эвакуирован в Одессу. Вскоре туда же привезли с фронта больного сыпным тифом Виктора. Эвакуация нас разлучила: Виктор, прикованный болезнью, остался в Одессе, я очутился в Югославии.

Первые три года прошли в навёрстывании заброшенных в годы Гражданской войны наук, однако в атмосфере сугубо патриотической (кадетский корпус), в ожидании весеннего похода.

Хотя и нищенская, но привольная студенческая жизнь не убила в нас ностальгии и русского самосознания, но отодвинула их как бы на второй план. Этому содействовала и потеря веры в возможность возвращения домой. Когда меня стали уговаривать вступить в Корпус императорской армии и флота, я поверил, что это начинание может привести к освобождению России от большевизма, и дал подписку служить верой и правдой императору Кириллу Владимировичу и его наследнику.

Очень скоро мне стало ясно, что организация эта мертворождённая: никто ничего не делает и не собирается ничего делать. Я не ошибся. За несколько лет деятельность организации выразилась в том, что один раз её члены получили анкеты с вопросами (1. Какой район России вы лучше всего знаете? 2. Какой административный пост вы могли бы занять в России?) и один раз был прочитан доклад об убийстве Столыпина. Ни к какой работе никто не пытался нас привлекать. А тем временем стали возникать кружки русской молодёжи. В их деятельности я увидел что-то живое, нужное, и меня потянуло к ним. Однако вступить в такой кружок я не считал возможным из-за данной мною подписки. Так продолжалось до 1931 г.