От Особой группы до легендарного Смерша. 1941—1946 - стр. 1

Трагическое начало Великой Отечественной войны похоронило все предвоенные концепции командования Красной армии о ведении войны на вражеской территории. Об этом прямо говорил нарком НКВД Берия на совещании с участием Мекулова, Кобулова, Фитина и Судоплатова. Отмечая в сложившихся условиях важность стратегической разведки, он основной акцент сделал на все возрастающей роли разведывательно-диверсионной деятельности на коммуникациях противника и в его ближайшем тылу.

Особое внимание участники совещания уделили Болгарии. Берия рассматривал ее как важнейший плацдарм для развертывания широкомасштабной повстанческой деятельности в глубоком тылу немецких войск. Он полагал, что намеченная операция имеет все шансы на успех. Важную роль в его достижении он отводил будущему старому – новому подразделению – Особой группе при наркоме НКВД СССР. Предложения Судоплатова по ее структуре, штатному составу и задачам не вызвали у участников совещания серьезных возражений. Ряд высказанных замечаний, он тут же внес в проект будущего приказа. Окончательный его вариант, конкретные кандидатуры к замещению должностей начальствующего состава, а также места размещения учебных полигонов Берия распорядился представить в недельный срок.

В этот же день, поздно вечером Судоплатова снова вызвали к нему в кабинет. Встреча заняла несколько минут. Берия был предельно лаконичен и конкретен. Он потребовал, не дожидаясь приказа о создании Особой группы и назначений на должности, немедленно приступить к формированию двух-трех разведывательно-диверсионных групп из числа болгар, в кратчайшие сроки провести их подготовку и затем осуществить заброску в Болгарию с целью организации восстания.

Такая срочность, видимо, объяснялась тем, что советское руководство цеплялось за малейшую возможность, чтобы хоть как-то притормозить неумолимое продвижение вермахта и его сателлитов в глубь Советского Союза. В Кремле и на Лубянке рассчитывали на то, что Болгария, восставшая против фашизма, при поддержке частей Красной армии могла бы нанести серьезный удар в тыл Германии и оттянуть ее силы на новый балканский фронт.

Замысел такой масштабной и стратегической по своему характеру операции, вызревавший в умах советских руководителей, вызывал сомнения у опытнейшего Эйтингона, хорошо владевшего обстановкой в Болгарии. И для того у него имелись основания. После поражения народного восстания в 1923 году в стране установилась полуфашистская диктатура. Ближайшее окружение царя Бориса безоговорочно ориентировалось на Германию, а ее советники диктовали свою волю в армии, спецслужбах и полиции. Что касается подполья, то те немногие коммунисты, кто остался жив, вынуждены были скрываться от преследований полиции и через третьи страны добираться до СССР. Положение усугублялось еще и тем, что после репрессий 1938 года, обескровивших советскую разведку, были полностью утрачены оперативные позиции в самой Болгарии.

Ситуация складывалась патовая, но Эйтингону и Судоплатову ничего другого не оставалось, как только выполнять приказ наркома. Бросив взгляд на карту Европы, висевшую на стене за спиной Судоплатова, Эйтингон задержал взгляд на Софии, Сливине и Пловдиве, там могли еще сохраниться старые связи, знакомые ему по разведработе в Болгарии, и задался вопросом:

– Итак, с чего или с кого начнем, Павел Анатольевич?

– Как всегда, с людей, – предложил Судоплатов.

– А их как кот наплакал. Кто-то погиб в Испании, а кто-то сидит в тюрьмах Болгарии, – с горечью произнес Эйтингон.

– Что делать. Тогда начнем с тех, кто сейчас находится в Москве.

– Да. Других вариантов у нас не остается.

– Кого из них мы можем рассматривать на должности руководителей разведгрупп? Есть такие? – задался вопросом Судоплатов.

– Есть! И не один! – решительно заявил Эйтингон.

– Выходит, не так уж все и плохо. А кто конкретно?