Останемся врагами - стр. 80

Никогда!

– Поняла, – опускаю глаза в тарелку с овощной лазаньей.

Я сейчас не в том положении, чтобы выпускать колючки. Отец считает, что я его предала, что, в общем-то, в какой-то степени соответствует действительности.

– В выходные Ольга возвращается из Парижа, – продолжает, взяв себя в руки.

Ольга – моя мама, и я не видела ее больше полугода. И, странное дело – не слишком-то и соскучилась. Наверное, я ужасная дочь.

Впрочем, несколько лет назад она бросила меня на отца и занялась личной жизнью. Так что как мать она тоже не очень.

Все в нашей славной семье стоят друг друга.

– И зачем?

– Мы разводимся, – отрезает он, и я снова поднимаю на него уже удивленный взгляд.

– Серьезно? Развод? Но почему? Мне казалось, вас все устраивает. Ты живешь здесь своей жизнью, она там своей – идеальная современная ячейка общества. В ногу со временем, свободные отношения, гостевой брак.

– Не ерничай. Она ждет ребенка.

Давлюсь глотком апельсинового сока.

– Чего? Какого еще ребенка? Ей под пятьдесят!

– Они воспользовались услугами суррогатной матери. Этот ее… – и кривится чуть брезгливо, – Жан-Поль, не имеет своих детей и очень их хотел.

– Дурдом, Господи. В каком дурдоме я живу, – ставлю локоть на стол и подпираю лоб ладонью. – Всегда было интересно – это только наша семья такая долбанутая или все такие. А как же ваши драгоценные совместные активы?

– Ими уже занимаются наши адвокаты. Есть обоюдовыгодные решения, которые устроят всех.

– Только не говори, что притащишь эту потаскуху Илону в наш дом! Она же использует тебя, па. Ты для нее просто старый денежный мешок!

– Замолчи, Валерия, – цедит он сквозь стиснутые зубы. – Если не хочешь, чтобы я озвучил, кто ты.

– И кто же? – завожусь, хоть и обещала себе этого не делать. – Кто, пап? Шлюха? Давай, говори! Или лучше ударь, так будет доходчивее!

– Ты трахалась с этим ублюдком прямо на улице! Да, ты вела себя как шлюха! – яростно бьет кулаком по столу. – Будут свои дети – поймешь каково это. Ты даже представить не можешь себе, какой это позор. Какое это личное унижение для меня! Почему именно он, скажи? Пусть не Глеб, черт с ним, почему не кто-то другой? Какой-нибудь одноклассник, старый друг, проходимец из клуба в конце концов! Почему он, Варшавский? Сын наших врагов!

– Не поверишь, папа, но я задаю себе тот же вопрос, – усмешка выходит злой. – И ответа не нахожу.

Отец какое-то время молчит, с шумом выдыхая воздух через раздутые ноздри, нервным движением расправляет на столе и без того идеальную скатерть, а потом снова берет в руки вилку.

– Съезди к нему в больницу. К Глебу. Герман тебя отвезет.